Антигония. Роман

Доводы были исчерпаны. Или я уже терял уверенность, что благими намерениями не наломаю как обычно дров.

— Ты просто не понимаешь, о чем речь… Ты не понимаешь… ― лепетала Анна. ― Ты не представляешь, с кем ты имеешь дело!

Невольно мне, впрочем, припоминались аналогичные жалобы Пенни в адрес Джона, как только мы познакомились, и в глубине души я не знал, что думать. Не сговорились же они? Не могли же обе они заблуждаться?.. Они знали о Джоне что-то такое, чего не знал я. С другой стороны, я знал о нем что-то такое, чего не знали они. Вывести из этого среднее арифметическое? Суммировать слагаемые? Но не так-то это было просто.

Бутылку Moёt & Chandon мы опустошили. Я откупорил дешевенькое мускадэ и налил ей полстакана. Она осушила вино залпом и принялась ковырять ножом сыр, который я положил ей в тарелку. Что, если она просто опьянела? Шампанское, теперь вино. Она немало выпила.

Когда в спальне раздался телефонный звонок, я знал, что звонит Хэддл.

— Мадам у тебя? ― холодным тоном спросил он.

— Ты легок на помине.

— Что ты собираешься с ней делать?

— Чего ты ждешь от меня?

— Она выливает на тебя помои… Прав я или нет?

Согласиться ― значит признаться в бессилии. Не ему, а себе самому. Значит, признаться в том, что я дал себя втянуть в дурацкую историю. Не согласиться ― это было бы самообманом. Я предпочитал дать Хэддлу высказаться.

— Что ж, вечер тебе придется угробить… Тебе есть куда ее положить?

— В кровать… Себе постелю на диване.

— Боюсь, этим не обойдется… ― Хэддл еще и издевался надо мной. ― Но делай, что хочешь. Я современный муж. Знаешь, мне всё до лампочки. Даю тебе честное слово!

Не без досады я положил дискуссии конец — положил трубку — и вернулся к гостье.

К моему облегчению, Анна успокоилась. Ее отношений с мужем мы больше не обсуждали. Но каково было мое удивление, когда позднее ― я приготовил обе постели и пытался пристроить настольную лампу у изголовья дивана, чтобы перед сном почитать, отвлечься ― она выросла на пороге, прошла в середину комнаты, молча сняла с себя жакет, через голову стянула шерстяную кофточку, оголяя высокую, конусообразную грудь с шоколадными сосками, лифчика на ней не было, сбросила на пол юбку и предстала передо мной полуобнаженной, в прозрачных фиолетовых колготках, которые днем были куплены в магазине. В своем жертвенном плотском порыве она была неотразима, казалась похожей на чужеземную жрицу, приступившую к загадочному и безжалостному ритуалу.

— Мы не можем вести себя как взрослые люди? ― прокомментировала она свое странное поведение, глядя на меня с вызовом.

— Вы слишком много выпили, ― сказал я, стараясь не смотреть на ее стройное тело.

— Ты ханжа?

— Я не сплю с женами своих друзей, ― добавил я как можно более нейтральным тоном. ― Даже если они очень привлекательны.

— По-моему, ты ни с кем не спишь, ― поддела она.

Я не обижался. Ей хотелось мне досадить. Что ж, она своего добилась. Но в ее состоянии это было простительно, я не обижался.

— Знал бы ты, что твой Джон думает о вашей дружбе, ― добавила она, впервые, как мне показалось, правильно выговорив имя мужа.

Моя гостья своего добилась. Последнее замечание меня всё же задело, хотя и глупо было реагировать на этот тон. Я протянул ей свежий банный халат, который приготовил для себя. Выждав с секунду, Анна с робостью взяла его, уронила глаза в пол, и по лицу ее покатились слезы.

— Это очень глупо… ужасно… унизительно, ― лепетала она. ― Я выгляжу полной дурой… Это так глупо…

— Ничего унизительного. Если бы я не понимал,.. ― попытался я утешить ее.

Я всё же встал, помог ей прикрыться халатом, и только в этот миг осознал, что минуту назад был на грани срыва. Но и самому с трудом в это верилось.

— Вам нужно лечь. Я принесу в постель липовый чай.

Она повиновалась как ребенок…

Утром в начале десятого, Анна только что уехала, не пожелав выпить ни чая, ни кофе, опять позвонил Хэддл.

— Ну, что, ей удалось?

— Что именно, Джон?

— Выспаться с тобой в одной постели.

— Не ты ли всё скомбинировал, весь этот бардак? ― спросил я. ― Тебе понадобилось провернуть литературный эксперимент?.. Ты ставишь опыты на людях, Джон, помни об этом… На собственной жене! О себе я не говорю. Если ты не ставишь меня ни во грош, виноват я сам…

Хэддл странным образом молчал, словно провоцируя меня на откровение, но, не дождавшись других упреков, пришел к заключению:

— Значит постеснялся. Глупо! Таких женщин, как она… Да ладно, теперь-то что об этом говорить?

— Бог знает, что ты мелешь… Что значит глупо?! ― взорвался я. ― Какого черта, я спрашиваю тебя, вы меня впутываете в ваши эксперименты?