Антиидеи

1 Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность, с 222.

Что же происходит с личностью, у которой ценностная ориентация действительно перерождается в садическую? А эгоистическое своеволие становится принципом межличностных отношений, подчиняющим все иные мотивы и побуждения человека? Происходит перестройка всей иерархии мотивов и формирование стойкой, болезненной потребности в аморальном, асоциальном поведении. Открывается перспектива общей десоциализации личности, распада ее духовного мира. Садическая жестокость – это средство насильственного овладения душевным миром жертвы, его завоевания со временем из средства становится целью. Появляется потребность в мучительстве других, т. е. садическая патология психической жизни индивида. Разрушаются самые основы человеческой индивидуальности. Деятельность индивида со временем сталовится импульсивной, неуправляемой с его стороны. Смыслообразующая функция сади-ческого этического принципа ослабевает, перерождаясь в психическое заболевание – патологию маниакальной сексуальной агрессивности. Наступает резкое снижение подконтрольности поведения, растет сумма нецеленаправленных действий и расторможенность реакций индивида. Маниакальная сексуальная агрессивность, эта психическая патология человека, складывается, проходя свои этапы, в формах, сходных с другими психическими заболеваниями, например хроническим алкоголизмом1.

1 См.: Зейгарник Б. В. Личность и патология деятельности. М., 1971, с. 40-63.

Этика садического эротизма, таким образом, означает не только сознательное предпочтение аморализма, общее разрушение нравственного здоровья личности, но и в каких-то своих гранях стоит в непосредственной близости к логике патологического перерождения психики индивида.

Понятие счастья, как отмечает английский этик Энтони Кепни, содержит в себе «парадокс». С одной стороны, счастье – это глубоко личное, интимное «состояние» ощущения своего единства с миром, полноты бытия и т. д. Но, с другой стороны, это состояние не возникает само по себе, для его достижения требуются определенные средства, которые могут находиться в существенном противоречии с предполагаемым результатом. Можно ли, например, назвать счастьем наркотическую эйфорию? Автор справедливо отмечает, что, «оценивая счастье, мы должны рассматривать не только удовлетворение желаний, но также природу самих этих желаний»1.

1 Kenny A. Happiness.-In Moral Concepts, y. Jein» berg (ed.), Oxford. 1974, p. 51.

В этом смысле было бы совершенно несправедливым выделение счастья как некоего эпифеномена, «возвышающегося» над ситуацией, абсолютно безразличного к тем путям, которые к нему приводят.

Нравственно-психологическая критика морали антигуманизма должна раскрыть весьма своеобразный вопрос: о природе чувств удовлетворения, наслаждения, даже уверенной правоты, которыми окрашиваются эгоистические действия индивида. Она должна увидеть как психологический, так и нравственный смысл того извращенного удовольствия, которое возникает через самоутверждение с помощью поведения, откровенно продиктованного «злой волей» (И. Кант). Ведь, несомненно, следование злу в поведении требует нередко преодоления препятствий и зачастую значительной мобилизации душевных сил личности; кроме того, оно знает свои взлеты и падения, свою особую интенсивность.