Антихрист

Дьявол — не анти–Бог. Он — антихрист. Христос — истинный Бог, истинное единство — лицо, образ, по которому Бог сотворил человека. Дьявол отверг этот образ, отверг лицо, поэтому он — не лицо, а живая личина (см. Флоренский о народных представлениях дьявола[356]). Так как он — не лицо, то и в своем монофелитизме, то есть в единственности своего желания, в своей чистой злой воле, он множествен, являясь различно. Он—дьявол, один дьявол, и он же — злой дух, множество, легион злых духов, так как он — лживая личина и у него одно желание, одна воля — порвать с Богом, с Сущим, то он не есть в прямом смысле этого слова. Но нельзя сказать, его нет. Он не есть в своем намерении. Так как он и есть только это свое намерение — чистая, то есть злая воля, то он не есть. Но так как он есть свое намерение, то о нем нельзя сказать «нет». О нем можно сказать «есть», но мало сказать «нет». Как дух отрицания, он и сам не есть. Как дух отрицания, он и есть сам, само, поэтому нельзя сказать о нем: «нет». Его существование именно интенционально: он и есть интенция ко злу — тогда о нем можно сказать: «есть». Но он есть в интенции к злу; он полюс этого интснционального отношения — тогда о нем мало сказать нет». Он — ноуменальный смысл отношения к злу. Но зло не безлично, не безличен и ноуменальный смысл интенции к злу. Зло и злая интенция всегда личные, но субъект зла теряет лицо: поэтому он — лживая личина. «Лживая личина» и есть определение антиномии «много сказать есть, мало сказать нет». Лживая личина есть в каждом из нас, но дьявол — преимущественный ноуменальный носитель лживой личины, кроме которой у него ничего нет.

Таков дьявол эссенциально. Экзистенциально я вижу его в соблазнах, искушающих меня, в моей жестоковыйности, в моем бесовском упорствовании в грехе, в зле, в ноуменальной сонливости, в унынии и страхе — страхе перед ничто. За всем этим я вижу его — лукавого, хитрого и в то же время пошлого отца лжи. Исторически я узнаю о нем из Священного Писания.

II

Грех. Блудный бес. Он является в двух формах: открыто — concupiscentia libido или только в сублимированной сентиментальночувствительной форме — земная и небесная Афродита. Это справедливо для всех людей, у людей же с явно выраженным эдиповым комплексом обе формы разделяются, проявляясь к одним женщинам только явно, к другим же — только неявно.

Письмо Ceuse к Екатерине. Оно очень красивое, деликатное, очаровательное, умилительное, но ведь все эти определения — светские: такое письмо мог бы написать рыцарь своей даме или Minnesinger[357], а написал его монах, 15 лет истязавший свою плоть. Что же это значит? С нравственной точки зрения, в этом письме нет греха. А с религиозной? Написал ли бы он такое письмо монаху, вообще взрослому мужчине? Если же нет, то был ли он скопцом ради Царствия Небесного? Бес хитер. Он знал, что соблазнить Ceuse чувственной связью с Екатериной ему не удастся. Но не соблазнил ли он его в мыслях? Не чувствовал ли Ceuse женственности Екатерины? Не совершил ли он то же прелюбодеяние в душе? Если я, разговаривая с мужчиной и с женщиной, чувствую их различие и некоторое, хотя бы душевное, тяготение к женщинам, то не есть ли это уже соблазн, вызванный блудным бесом в форме сентиментально–чувствительной? Небесная Афродита тоже ведь Афродита. И Исаак Сирианин говорит[358]: «…не встречайся с женщиной: если же придется встретиться с ней, то не смотри на нее. Не встречайся с молодым монахом: если же придется встретиться, то не смотри на него. Не смотри на свое тело, не обнажай его и не прикасайся к нему». Но, во–первых, и женщину, и юношу, и тело самого монаха сотворил Бог. Все, что Бог сотворил, хорошо. Плоха не женщина, плох мой взгляд на нее, и тогда она делается для меня соблазном. Во–вторых, не есть этот ответ Сирианина проявление некоторой слабости духа? Не проявляется ли в нем эвдемонистический характер его взглядов, даже эгоизм? Затем, если зло не во мне самом, не в моей душе, а в женщине, в юноше, в моем теле, то ведь надо быть последовательным до конца —вырвать ало с корнем: кастрировать себя. Но это уже не вера в Бога Авраама, Исаака и Иакова; вера не в Иисуса Христа, а в богиню Кибелу[359], жрецы которой кастрировали себя.

Языческие религии связаны с фаллическим культом, то есть с различением мужского и женского начал. Фаллический культ существует в двух формах: с одной стороны, священная храмовая проституция, с другой — физическое оскопление. Второе — лишь иная форма проявления фаллического миропонимания, потому что это миропонимание является физическим, природным, а физическое преодолевается не физическим, а духовным —не физической операцией, а духовной.