Так что считать Христа предтечей означает включить Церковь в исторический процесс, воспринимать ее распространение не как распространение Духа Святого, но как какой‑то результат деятельности земных веков. Это означает поставить ее на уровень всех других творений человека, иначе говоря, придать ей чисто человеческий культурный характер. Вот в каком смысле идея предтечи опровергает божественность Христа. Быть предтечей — сущностное призвание человека. Бог никогда не предтеча. Бог всегда весь сразу. Под мыслью о предтече таится исключение Божества. Кто считает Христа предтечей, отрицает Его как Бога. Христос предтеча только как человек: гениальный человек, великого сердца, глубокой прозорливости, прекрасного знания жизни, но все‑таки только человек. Он действительно существовал в истории, действительно претерпел от иудеев и умер. Однако на этом и закончилась Его личная деятельность. В истории Он живет лишь своим творением, как и все другие люди. А это Его творение, называемое Церковью, тоже человеческое, следовательно, подчинено всем историческим законам и всем историческим условиям. Это творение развивается так же, как и все человеческие произведения. История выше их. История преобразовывает их, дополняет, исправляет, совершенствует и приспосабливает.
И здесь вдруг нам становится понятным, почему идея предтечи так охотно воспринимается в современном мире и почему так охотно провозглашается. Мир, как представляется, поворачивается к Христу, к Нему обращаются даже те, которые не считают себя христианами. Однако они поворачиваются к Христу — человеку: Они поворачиваются к Церкви как к культурному порождению исторического развития. Они видят в ней только естественное средоточие здоровых возможностей человека. Божественность Христа и сверхприродность Церкви в их сознании утрачены. Ни один из мировых властителей, говоривших в последнее время о христианстве, не исповедует Христа — Бога, воплотившегося, страдавшего, умершего, воскресшего и вновь грядущего. Ни один из них не признает Церковь божественной институцией, самим Христом. Но самое удивительное, что мы считали бы бестактностью требование такого исповедания. Мы посчитали бы выскочкой того, кто, скажем, на конференции по правам человека потребовал бы — по примеру старца епископа Иоанна — исповедать носителя и основу этих прав — Иисуса Христа, ибо права эти формулируются словами Евангелия. Поступив так, мы действительно доказали бы, что лишены критерия оценки земных усилий, даров и возможностей; что у нас нет меры для различения душ и мы не чувствуем, как разделяется Христос и как разрушается Его богочеловеческая полнота. Разделение Христа идеей предтечи осуществляется исключительно строго. Отрицание Его божественности становится отчетливым. Вовлечение Его самого и Его подвига в область человеческой культуры неоспоримо. И все же мы не однажды восхищались и восхищаемся и радуемся, что мир теперь так много и так часто говорит о Христе. Потому и пользуется нашей ограниченностью дух антихристов. Он ведь постоянно говорит о христианстве, о его ценностях, о его значении для нравственности, общества, для демократии, науки, искусства, однако умалчивая самого Христа или провозглашая Его предтечей, но отнюдь не как Первого и Последнего, не как Альфу и Омегу. По существу, все эти речи — речи дракона, и идея предтечи — современная антихристова идея. Соловьев прекрасно понимал глубинную сущность этой идеи, потому и внес се в установку антихриста по отношению к Христу.