Антихрист

Характерно, что, наблюдая, мы замечаем, как эта идея в наши дни угасает. В сущности, сегодня повторяется та же самая сцена, которая происходила в греческом ареопаге две тысячи лет тому назад. Придя в Афины, св. Павел вступил на городской площади в спор с эпикурейцами и стоиками. Одни считали его лишь болтуном, однако другие пожелали, чтобы он изложил свое учение уважаемым гражданам Афин. Поэтому «взявши его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобой?» (Деян. 1, 19). Заметив жертвенник, на котором было написано «неведомому Богу», он говорил, что Бог «не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем‑либо нужду» (Деян. 17, 24—25). Человек ничего не может дать Богу, напротив, Бог сам дает «всему жизнь и дыхание и все» (там же). Он создал род человеческий: Он определил ход истории; Он вселил в человека желание искать Его. Он охватывает все: «Ибо Им живем и движемся и существуем» (17, 8). Таким образом, человек божествен: «Мы Его и род» (там же). Но, «будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого» (17, 29).

В чем же здесь новое учение, вызвавшее интерес греков? Действительно, до этого времени святой Павел не провозгласил им ничего сущностно нового, чего бы они раньше не знали. Что Бог есть творец мира — учил уже Платон. Что Господь не живет «в рукотворенных храмах», провозгласил еще Сократ, указывая на внутренний характер божества, а также и Аристотель, перенося Бога в недоступные потусторонние сферы. Что Бог перенасыщает наше бытие — старая мысль, уведшая восточных мыслителей к пантеизму. Что мы род Божий — мысль греческих поэтов. Это признавал и сам Павел (ср.: Деян. 17, 28). Так что Павлом выдвинутые идеи Бога Творца, Его трансцендентности, Его присутствия во всем, подобность человека Богу были грекам в большей или меньшей степени известны. В этих идеях еще не было той благой вести, которой преданно служил Павел и провозгласить которую он прибыл в Афины, за которую позже он сложит голову.

Но именно потому, что он, в сущности, не провозгласил ничего нового, греки охотно его слушали. В повседневной жизни они привыкли видеть божество в виде статуй в храмах, они привыкли отделять его от своей жизни, разделять человека и Бога. Потому им было интересно еще раз послушать то, о чем раньше говорили им самые великие их мудрецы. Павел представлялся им одним из длинного ряда философов, благодаря которым Греция стала бессмертной в мировой истории. Эти философы как раз и пытались найти высшую связь человека с Богом, дать более духовную концепцию Бога. В речах Павла звучала древнегреческая мудрость. Теология Павла была им интересна, ибо она стала воспоминанием тоски по прошлому. Потому они его и слушали.

Но вот Павел подходит к самой вести. Все, что он до сих пор говорил грекам, было лишь введением и подготовкой. Еще в споре на городской площади он упомянул об этой вести, «потому что он благовествовал им Иисуса и воскресение» (17, 18). Когда его привели в ареопаг, он, изложив свои взгляды на Бога, подошел к самому существу своего учения. Он предложил всем покаяться, ибо настает время, «в которое (Господь) буде праведно судить вселенную, посредством предопределенного Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых» (17, 31). В этих словах греки вдруг услышали то, что было для них совершенно новым. Они услышали, что Бог назначил Мужа судить мир и что этот Муж умер и воскрес. Воскресение для греков и было той великой, никогда еще неслыханной вестью. Но как раз эту весть они и не смогли вынести. «Услышавши о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время» (17, 32). Отвлеченные мысли о Боге для греков были привычны, но умерший и воскресший Иисус казался им бессмыслицей.

Эта сцена как раз и отражает всю современную установку по отношению к воскресению. Современный мир охотно выслушивает наши абстрактные рассуждения о Боге и о Его провидении, о необходимости одухотворить понятие Бога и не связывать его с преходящими земными образами, о нашей внутренней связи с Божеством, о божественном начале, живущем в человеке… Но как только речь заходит о том, что связь неразрываемая и неопровержимая существует; что она есть в Иисусе Христе; что божественное начало ничто так не пронизывает, как человека; что никто другой, как Иисус Христос, являет нам Бога; более того, как только слышится утверждение, что Иисус из Назарета есть истинный Бог и истинный человек, что Он воплотился, родился, умер, воскрес и снова приидет, но в этот раз чтобы судить мир; когда все -гго кто‑либо из нас начинает провозглашать, современный мир начинает либо издеваться, либо вежливо замечает, что в настоящее время у него нет времени выслушивать такие сами по себе интересные вещи… Идея воскресения в современном сознании не играет никакой значительной роли.