Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Впрочем, в момент приобретения, когда выяснилось, что это не окончательный вариант, а корректура, мы несколько огорчились. Отчасти потому, что совсем незадолго до этого держали в руках описанную выше роскошную рукопись, и сравнение было в пользу последней. Но, от греха подальше, решили мы приберечь эту корректуру, никому не показывать, чтобы не было соблазна продать, потому что понимали: милость Провидения не безгранична.

Этот корректурный экземпляр состоит из двух тетрадей по 16 полос, то есть включает страницы 3–33, [1], и представляет собой книгу без титульного листа (с. 1–2), который изготавливался отдельно: на его обороте печаталось имя получателя конкретного экземпляра, поэтому технологически проще было этот лист добавлять к экземплярам уже при переплете. Основное отличие, которое делает этот корректурный экземпляр уникальным, – отсутствие в печатной форме клише иллюстраций: вместо заставки на с. 5 и концовки на с. 33 оставлены пустые места; также отмечаются свойственные корректурным оттискам некоторые огрехи набора, впоследствии исправленные при печати тиража (например, перевернутая колонцифра «33»), но никаких корректурных записей или отметок нет. Бумага вержированная, ничем не отличается от бумаги основного тиража, вообще характерной для продукции типографии «Сириус». Экземпляр имеет обертку, на которую и наклеен экслибрис Константина Сомова работы Александра Бенуа.

Когда мы ваяли наш «Музей книги», то я предполагал завершить этой корректурой раздел «Тень Баркова», однако А. Л. С., к тому времени ревностно увлекшийся собиранием книг и рукописей начала ХX века, так запереживал, что в «Музей книги» корректура не попала (кабы вышло иначе – наблюдения наши были бы изложены там).

Резюмируя, повторимся: судьба была к нам в высшей степени благосклонна, дав насладиться тремя прекрасными вариантами знаменитой книги, а один из них даже сохранить.

Кроме существования корректуры, мы должны изложить здесь другое наше наблюдение, которое ни в коем случае не призвано поколебать всеобщую уверенность о редкости этой книги, но все-таки должно дать понять, что пытливого исследователя может поджидать удача даже при изучении совершенно очевидных и общеизвестных вещей.

Рассматривая печатное издание 1908 года, обратим внимание на текст колофона, то есть концевой страницы [34]. Этот текст стал причиной серьезного конфликта издателя с его отцом, почему и остался памятен как современникам, так и многим знатокам вопроса. Вот этот текст:

Повесть сию написал на святках 1906 года

А. Ремизов, рисунки делал К. Сомов, напе-

чатал двадцать пять именных экземпляров

С. Н. Тройницкий

Сам Алексей Ремизов, излагая историю своей книги, указывает, что при издании было решено поместить сведения об авторе, художнике и издателе. Слава о вышедшей бесцензурно книге ширилась, быстро проникнув не только во все околохудожественные и окололитературные круги столицы, но и выплеснувшись на полосы газет и журналов. И вскоре сенатор Николай Александрович Тройницкий также был задет слухами о том, что «кто-то из высоких особ видел, а может только слышал, что в Петербурге появилась книга, издателем которой значится его имя, а книга такая – по двум статьям: „за кощунство и порнографию“. А сенатор ничего не знает, только догадывается. Очень взволнован, вызвал сына для объяснения. И прежде всего потребовал книжку».

Книжку сенатор прочел и испугался, что кара за такое сочинение падет персонально на него. Поэтому, кроме нагоняя сыну, он выставил требование: собрать все розданные экземпляры и предать их огню. Как писал позднее Алексей Ремизов,

много стоило труда убедить сенатора в бесполезности сжигать. В конце концов согласился, но под условием: Тройницкий должен всех обойти «Именных» и собственноручно бритвой выскоблить на последней странице «Тройницкого». С. Н. Тройницкий исполнил сенаторский указ, но ходить с бритвой постеснялся, он был уверен, что каждый из нас исполнит его просьбу и имя Тройницкого испарится. Все мы, конечно, обещали, но выполнили слово, не думаю.