Затем Наполеон с горечью признал, что недооценил силу огня, казавшуюся ему сначала безопасной, «Чтобы увлечь других, — вспоминал император, — я подвергался опасности, волосы и брови мои были обожжены, одежда горела на мне, Нескольких генералов огонь поднял с постелей, Я сам оставался в Кремле, пока пламя не окружило меня. <…> Этот ужасный пожар всё разорил. Я был готов ко всему, кроме этого. Кто бы мог подумать, что народ может сжечь свою столицу? Если бы не этот роковой пожар, у меня было бы все необходимое для армии; на следующий год Александр заключил бы мир или я был бы в Петербурге».
Под конец беседы доктор О’Мира спросил Наполеона: мог бы он «всецело покорить Россию»? «Нет, — ответил Наполеон, — но я принудил бы Россию заключить выгодный для Франции мир».
Итак, Наполеон планировал заключить мир в Москве или на следующий год двинуться на Петербург. Однако, по мнению Дэвида Чандлера, «замысел Наполеона был обречен на неудачу с самого момента отдачи приказа о вторжении в Россию». Просто он не учел характер народа и страны, которую он намеревался завоевать. И дело тут не в «генерале Морозе».
Участник войны Анри Бейль (Стендаль) потом написал: «Было бы ошибкой думать, что зима в 1812 году наступила рано; напротив, в Москве стояла прекраснейшая погода. Когда мы выступили оттуда 19 октября, было всего три градуса мороза, и солнце ярко светило».
И в тот момент, когда Наполеон решил бросить свою армию на произвол судьбы, он ехал на колесах, а в сани он пересел лишь через двое суток. уже за Ковно.
Что же стало главной причиной столь страшного разгрома?
В 1869 году французский инженер Шарль-Жозеф Минар опубликовал очень интересную карту (графическую визуализацию), на которой он очень точно отобразил пять переменных величин в динамике: размеры, дислокацию и продвижение армии (красным — во время наступления, черным — во время отступления, и в каждом случае один миллиметр обозначал 10 тысяч военнослужащих). Минар также составил запись падения температур, начиная с заморозков 18 октября (за день до того, как Наполеон покинул Москву).
Работа Минара наглядно показывает: толщина линий уменьшается, и это значит, что гибнут наполеоновские солдаты. Но эти линии уменьшаются не просто так. Это последствия «менеджерских» ошибок Наполеона. Вот как, например, ответить на такой вопрос: снег и мороз вполне предсказуемы в России в это время года, так почему же Наполеон выжидал шесть недель. прежде чем уйти из Москвы?
Почему у Наполеона было так безобразно организовано снабжение армии?
Зачем он вообще пошел на Москву, если можно было зиму 1812–1813 годов спокойно провести в Смоленске, накапливая силы и припасы? Зачем ему была нужна Москва, если русский император и двор находились в Петербурге?
Почему, в конце концов, он решил вести войну одновременно на двух фронтах: в Испании и в России? Это же было чистым безумством!
По-видимому, прав Дэвид Чандлер, который пишет: «Хотя император продолжал считаться всемогущим, было много признаков угасания его физической и моральной энергии. <…> Он пробыл в Вильно целых две недели, вместо того чтобы сразу же начать руководить крайне важными обходными движениями своих корпусов. По пути к Смоленску он потратил решающий день, устроив смотр в честь своего дня рождения. Он провел месяц в Москве, вместо того чтобы заняться разработкой новых способов оказания давления на царя. Его поведение на поле боя часто было совсем не таким, как раньше, В Смоленске он ушел с поля боя в пять часов вечера, до того, как решился его исход. <…> На Бородинском поле он с насмешкой отверг предложенный Даву обход противника, но навязал свою собственную идею — безжалостную идею лобовой атаки — и затем провел весь день в полной безучастности, почти никак не управляя событиям и и только постоянно отказываясь ввести в бой императорскую гвардию. Под Малоярославцем Наполеон был достаточно выбит из колеи стычкой с казачьим отрядом, где сам едва не попал в плен: там он не заставил своих генералов провести рекогносцировку местности за ближайшими возвышенностями, откуда было бы видно, что на дороге в Калугу русских нет. Все это свидетельства упадка его военных способностей».
Проблема Наполеона заключалась в том, что он всегда и везде считал себя единственным источником всех решений.
Едва Наполеон затевал какое-нибудь дело, тут же у него появлялся самый верный союзник — он сам. В глубине души по-настоящему он ценил именно этого «союзника».