Антипитерская проза

...Не беда, что Вы не прочитали ни одного из моих Посланий Вам. Вы совсем ничего не читаете, работаете с документами, наблюдаете за помощниками, смотрите кино. Все правители любят смотреть кино. Для их повелительно-созерцательного миропонимания самым важным из искусств все еще остается искусство кино. Умные люди советуют мне, дабы достучаться до Вас, начать вместо Посланий писать сценарии боевиков с некой подоплекой, с кодированным видеорядом. Однако мне не нужны прямые попадания. Я привязываю Послания к эфиру, а эфир, исполняя какие-то свои планы, несет их в общем потоке куда хочет, губит или лелеет какое-то время. Собственно, мои и множество других посланий и составляют его эфемерную, интуитивную плоть. Свидетельств тому, что мои Послания долетали-таки до Вас, как говорят, накопилось уже целое дело. Вы обходитесь с ними так, как и подобает с ними обходиться: сдуваете с пиджака, а если хотите посмеяться, то прокалываете воздушный шарик маленького внука своим быстро растущим ногтем. Я вижу, где это происходит. Это происходит в загородном парке, деревья которого еле сдерживают хаос. Вы прокалываете этот шарик и, пока рыдает внук, судорожно удивляетесь близкой солнечной вспышке, возникшей в тот момент, когда шарик лопнул.

Ваши глаза наполняются слезливыми и яростными догадками, потом — беспорядочной категоричностью, потом — густой горечью, потом — диковатым бессилием и путаным смехом властелина, который сам себя напугал не на шутку...

Может быть, и хорошо, что Вы ничего не читаете и общаетесь с нами только вышеописанным способом, через эфир, посредством горнего.

В этом же веке самый великий вождь отнюдь не рассматривал чтение как напрасную трату сил. Читал ненасытно, запоем, религиозно. Кстати, его огромный читательский опыт подтверждает окончательно, что литература не очищает сердце, а лишь открывает глаза. Но одно дело, когда благодаря донесению помощника глаза открываются избирательно, как у вурдалака в полночь, на какую-нибудь опасность или подвох, и другое дело, когда они вдруг распахиваются на окоем, и зрение становится соколиным, круговым и длительным. Наслаждение от этого гармонического всевидения вряд ли можно сравнить даже с царской охотой. Литературный вкус, какой бы частной характеристикой он ни являлся, человеку с полномочиями властелина, как ни странно, придает стихийную непобедимость. В облике то и дело сочетаются нега, пронзительность, хитрость, хандра и жестокость. Мир видится как мироздание, со всех сторон, глубина нанизывается на высь. Вероятно, вождь, как и многие умные читатели, был тишайшим плагиатором. Литература под его рукой была сдабривающим, пряным средством среди других строительных материалов. К сожалению, плагиатор-вождь, имеющий целью не красоту человека, а красоту замысла, менее жестоко жить не может. Вождь — не человек, ему простительны убийства. Вы не вождь, слава богу. Вы — властелин. Правда, неизвестно, что терпимее, что горестнее. Вы и разговариваете с народом не как вождь — заколдованным шепотком, а как властелин, срываясь на обманчиво плачущий фальцет. Ваши слова настырно и сомнамбулически сталкиваются друг с другом, как бильярдные шары. Покатаете-покатаете такое понравившееся Вам слово в свое удовольствие и загоните в переполненную лузу. Русское слово русских правителей всегда неприкаянно. Не понимает слово-бедолага, его ли это значение в данный момент, или какого-то другого слова. Ваши помощники с ним не церемонятся. Они изъясняются так гладко и бесчувственно, как будто бы это делают на хорошо выученном иностранном языке. Норма у них замешана на условном рефлексе. Другие, напротив, не в силах усвоить норму, подчеркивают пренебрежение к ней. Еще чего, говорят они, зачем это я буду выражаться правильно на родном языке, и так поймут, главное — дело, а речь — для говорунов, потом, речь, она — родная, не мачеха, простит.

Хочу попросить Вас, может быть, о самом важном. Мне никогда не удастся написать свое «Жить не по лжи». Хочу попросить Вас сделать это за меня. Вас услышат миллионы. Миллионам Вы освежите глаза. Представляете, какая макрохирургия глаза!

Вы выйдете к элегантной белой стойке с белым микрофоном. Приветствуя Вас, поднимется почтительная цивилизация. Их улыбки будут напоены вековым спокойствием и расчетливой надеждой. Каким-то чудом они узнают, что Вы пришли произнести вещи, совершенно необходимые для них. Вы будете говорить понятно, четко и доверительно. Возможно даже, что для этого случая Вы прибегнете к английскому. Кажется, Вы ни разу не произнесете ни слова «Россия», ни слова «русский», но все поймут, что Вы говорите именно об этом. Я не знаю, какими именно фразами Вы наполните существо. Может быть, Вы скажете и о нестерпимой расстроенности клавесина жизни. Не знаю. Но Вы будете выглядеть совершенно другим. И то, что Вы стали совершенно другим, увидит весь мир. Для них это будет фантастикой, как полет Гагарина в космос.