Антироссийские исторические мифы

Есть, казалось бы, слова министра внутренних дел В. К. Плеве о необходимости «маленькой победоносной войны». Но, кроме воспоминаний его личного противника С. Ю. Витте, нет никаких других свидетельств, позволяющих считать, что он эту фразу произносил[95]. Сегодня многие исследователи оценивают ее происхождение как попытку компрометации В. К. Плеве, переложения на него ответственности за дальневосточные провалы. Генерал В. И. Гурко, напротив, свидетельствует о том, что министр «войны этой определенно не желал»[96].

Не следует также забывать, что В. К. Плеве был министром внутренних дел (а не военным министром или министром иностранных дел) и принятие решений о войне и мире не входило в его компетенцию. Если бы даже приписываемая ему фраза была в действительности произнесена, то она была бы не более чем экспертной оценкой.

Что же до российских военных экспертов, то они полагали войну с Японией маловероятной. К такому убеждению пришел генерал А. Н. Куропаткин, побывавший в 1903 г. на маневрах японской армии. Данная оценка поддерживалась Министерством финансов и Министерством иностранных дел. В итоге наместнику на Дальнем Востоке адмиралу Е. И. Алексееву было отказано в дополнительных кредитах на оборону. Даже когда Токио известил Петербург о разрыве дипломатических отношений, министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф уверял, что это еще не означает начала войны. Е. И. Алексееву было запрещено объявлять мобилизацию и вводить режим чрезвычайного положения. Сам адмирал напутствовал менее чем за месяц до начала войны своего сослуживца: «Здесь у нас не предвидится никакой тревоги!»

Теоретически война с Японией если и допускалась, то не в виде русско-японского противостояния. Предполагалось, что Токио может вступить в борьбу с Россией только в союзе с западными государствами. Поэтому в будущем вероятном конфликте дальневосточный театр боевых действий рассматривался как второстепенный.

План, разработанный российским Генштабом, был ориентирован не на маленькую войну, а на длительные военные действия. Время было союзником России, а не Японии. Затяжной конфликт обеспечивал возможность переброски на Дальний Восток русских войск, расквартированных на западе. Поэтому на начальном этапе войны активных наступательных боевых действий со стороны России не предполагалось.

Существует еще один миф, будто бы Николай II развязал войну с Японией, так как жаждал возмездия за рану, нанесенную ему японским фанатиком во время визита в Страну восходящего солнца в бытность цесаревичем. Однако нет никаких оснований считать, что такие мстительные настроения у императора существовали. Да, на наследника российского престола было совершено покушение. Но сам цесаревич, судя по его письмам, воспринял инцидент достаточно спокойно. Его поразило другое – реакция японцев, которые «стояли на коленях вдоль поезда с выражением скорби»[97]. Николай Александрович получил 1000 телеграмм от японских граждан с выражением сочувствия. Оценка императором этого инцидента по прошествии четырнадцати лет также не увязывалась с отношением к стране: «Это было делом рук фанатика»[98].

Говоря об империалистических установках царствования Николая II, создатели мифа совершенно неадекватно понимали менталитет русского императора. Николаю II менее всего из российских государей подходил образ милитариста. «Со времени злополучной Гаагской конференции, – писал о ментальном состоянии императорского двора военный историк А. А. Керсновский, – как правительство, так и общество были проникнуты усыпляющим и расслабляющим пацифизмом. О войне серьезно не думали. В частности, не допускали и мысли о том, что она может вспыхнуть на Дальнем Востоке»[99].

Совершенно иные умонастроения в преддверии войны циркулировали в Японии. Характерна риторика одной из японских газет того времени: «Россия – это позор Европы; мы должны одолеть эту нацию во имя цивилизации, во имя мира и во имя человечества. Европа будет довольна тем, что на Дальнем Востоке есть нация, которая примет от нее факел цивилизации и разгромит Россию – смутьяна»[100]. Расхождения в японской печати касались лишь вопроса о том, является ли война с Россией борьбой цивилизованного мира против русского варварства или это борьба расового содержания. Сама необходимость войны под сомнение не ставилась. Примером рассмотрения природы Русско-японской войны как конфликта рас может служить декламация такого рода: «Вот и наступила эра расовой войны! Война между Россией и Японией – первый шаг в битве между арийской и желтой расами»[101].

Таким образом, никаких фактических оснований для того, чтобы считать Российскую империю агрессором в Русско-японской войне, не имеется.

33. Миф о сокрушительном поражении России в Русско-японской войне