Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

В Октябрьской революции Сталин поучаствовал весьма активно, был членом Военно-революционного комитета, и после победы большевиков вошел в правительство — Совнарком. Но “кто платил, тот заказывал музыку”. Само собой разумеется, основные рычаги власти оказались в руках ставленников закулисных сил. Сталина же ввел в правительство Ленин, желая иметь “своего” человека, и придумав для него пост “по специальности” — совершенно неопределенный и малопонятный, наркома по делам национальностей. Если мы взглянем на плакат тех времен, где изображен состав Совнаркома, то увидим рядом с Лениным фотографии Троцкого и Рыкова, в Иосифа Виссарионовича — в самом низу, в уголке [34]. И весь его “наркомат” представлял собой письменный стол в одной из комнат Смольного, штат состоял из двух помощников.

Но авторитет Сталина поддерживался не только его “министерскими” полномочиями, он был и членом ЦК. В вопросе о Брестском мире и прочих партийных разногласиях он твердо и однозначно поддерживал Ленина, однако имел и собственное мнение. Он был одним из немногих, кто, вопреки Троцкому, возражал против приглашения войск Антанты на Русский Север. Сталин доказывал: “Англичане никогда не помогают зря, как и французы”. Но его голос не был услышан. Соглашаясь с необходимостью “балансировать” и “играть на противоречиях”, Иосиф Виссарионович был противником и сближения с немцами. И еще 14 марта 1918 г. в статье “Украинский узел”, рассказывая о борьбе партизан против германских оккупантов, Сталин назвал ее “отечественной войной” [161].

В национальном вопросе позиция Иосифа Виссарионовича также вошла в противоречие с линией “оборотней”. Как Антанта, так и Германия с ее союзниками нацеливаясь на разрушение России, поддерживали националистов. И большевики с националистами до поры до времени выступали союзниками. Но провозглашенным “Правом наций на самоопределение” сразу воспользовались немцы, австрийцы, турки, оккупируя возникшие “независимые республики” по “приглашению” марионеточных “правительств”. Причем в это время и на остальной территории страны разгулялись националисты всех сортов. Даже там, где население было русским, местные власти возмечтали о самостоятельности, покатился настоящий “парад суверенитетов” — провозглашались Донецкая, Черноморская и прочие “республики”. А троцкист Рейснер, бухаринец Покровский и “свердловец” Стеклов (Нахамкес) выдвинули модель “территориальной федерации” — дескать субъектами Российской Федерации должны быть самоуправляемые местные советы, коммуны, профсоюзы, заводские организации. По сути пошел полный распад государственности.

Сталин решительно встал на пути этих процессов. Он осаживает мусульманских сепаратистов, претендующих на строительство социализма по собственному пониманию — и старается ввести в приемлемые рамки их “автономию”. Он внушает региональным руководителям: “Достаточно играли в правительства и республики, кажется, хватит, пора бросать игру”, ведет жаркие споры со сторонниками “территориальной федерации”. Получает поддержку Ленина, благодаря чему удается одерживать верх.

Но в итоге его… удаляют из Москвы. Подобная практика была придумана Свердловым в его кадровой политике. Мешающая или неугодная фигура под предлогом особо важной задачи отправлялась в “почетную ссылку” — получала ответственное назначение где-нибудь подальше от столицы. Вот и Сталин в мае 1918 г. был вдруг откомандирован “руководителем продовольственного дела на юге России” [161]. Хотя по прибытии в Царицын ему довелось не собирать с крестьян продразверстку, а воевать. Юг охватили восстания, полупартизанские красные части столкновений с белыми не выдерживали и бежали. И Иосиф Виссарионович впервые выступил в роли командующего. Впрочем, для тех боевых действий, которая развернулась в России, особых военных знаний не требовалось, куда нужнее было умение организатора. И он воссоздавал из разрозненных отрядов развалившийся фронт, налаживал оборону. А попутно приобретал все больший вес среди большевиков…

Партия, сформировавшаяся в 1917–1918 гг, получилась очень неоднородной. Одно ее крыло составляли нахлынувшие из-за рубежа “интернационалисты”, эмигранты, большинство профессиональных революционеров. Эта среда была опорой “оборотней”, из нее свердловы и троцкие черпали свои кадры, расставляя их функционерами и комиссарами среднего звена. В партию влилось также изрядное количество грязной “пены” — что закономерно для любой смуты. Шпана, люмпены, отбросы общества, для которых главной приманкой стал лозунг “грабь награбленное”. Однако к большевикам примкнули и тысячи рабочих, крестьян, солдат, соблазнившихся перспективами “земного рая”, но оставшихся в душе патриотами. Этот патриотический приток шел как раз в период между Февралем и Октябрем, когда для простых людей становилась очевидной нечестность Временного правительства и его зависимость от иностранцев. Такой приток вызвала и интервенция — получалось, что если оккупанты приняли сторону белых, то для защиты Отечества надо идти к красным.