Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

И вторгались через границу отряды савинковцев, тютюнниковцев, кавказцев, басмачей. Засылалась в Советский Союз литература, агентура, создававшая обширные подпольные структуры в разных городах. Результаты такой борьбы были сомнительными. Антисоветским отрядам приходилось избегать столкновений с крупными силами красных. Рейдировали по деревням — там убьют несколько красноармейцев или милиционеров, там разгромят сельсовет. Массовой народной поддержки эти налеты не получали. Народ устал от бесконечной войны, желал жить спокойно. “Гостям” из-за рубежа требовалось самим снабжать себя, что выливалось в грабежи…

Ну а подпольные антисоветские организации оказались недолговечными. В распоряжении большевиков имелась огромная карательная машина, широкие сети осведомителей. А бывшие офицеры, чиновники, интеллигенты, вовлеченные в эту деятельность, были неопытными и никудышними конспираторами. К ней подключались и всякого рода авантюристы, сомнительные и случайные элементы, которые изменяли, перекупались, перевербовывались под угрозой смерти. В 1921–1925 гг чекистами были раскрыты многочисленные отделения НСЗРиС в России, Белоруссии, на Украине, подполье анархистов, эсеров, “Центра действия”, “Всеукраинского повстанческиого комитета” Тютюнника и Петлюры [42]. Тысячи арестованных подпольщиков, их родственников, знакомых, захваченных под гребенку случайных лиц отправлялись на расстрелы, в тюрьмы, лагеря. А после налетов антисоветских отрядов из-за рубежа следовали карательные экспедиции красных — с казнями, обысками, выявлением “сочувствующих” и “пособников”.

Но какое дело было до этого зарубежным кругам, подпитывавшим антисоветскую борьбу? Ведь кровь лилась русская. И лилась она руками русских. Поддерживался раскол народа, провоцировался террор, нагнеталось озлобление, дополнялись взаимные счеты. В общем, точно так же, как на Российскую империю нацеливалась с Запада “советчина”, так на Советскую Россию пошла “антисоветчина”. Опять с Запада! И инициировалась она теми же самыми силами “мировой закулисы”, которые прежде делали ставку на “советчину”. Идеологический знак сменился на противоположный, но дело-то было совершенно не в этом. Главная цель осталась прежней. Расшатывание и ослабление России.

17. “ВЕСЕЛЫЙ” НЭП.

В 1920-х “весело” выглядела не только Европа. Расцвет нэпа в России тоже принято изображать бурным, сочным, радужным. В городах открывались рестораны, кафе. Зазывали публику смелыми постановками театры. С посвистом мчались извозчики-лихачи, развозя “с ветерком” респектабельную публику. Важно фырчали моторами автомобили, перемещая по улицам публику еще более значимую. Гремели оркестрики и модные джазы. Томно дымили папиросками в длинных мундштуках и закатывали глаза женщины-вамп в мехах и немыслимых шляпках. А вокруг них увивались бойкие мужчины в канотье… И труды демократических авторов изображают “благословенный” нэп золотым периодом советской истории. Дескать, стоило только допустить свободу предпринимательства, как в народе сразу выдвинулись деловые люди — нэпманы, которые накормили страну, вывели ее из разрухи, подняли общее благосостояние.

К действительности подобные утверждения никакого отношенияне имеют. Промышленность восстанавливалась не нэпманами, а государством, и дело шло очень туго. К 1924 г. уровень производства достиг только 39 % по отношению к уровню 1913 г. (а в 1916 г. он был еще выше, чем в 1913 г.). Да и эти цифры, вероятно, подтасовывались для отчетности. Оборудование заводов и фабрик морально устарело, было изношено и запущено. Восстанавливалось то, что можно было запустить побыстрее и с минимальными затратами. Или отрапортовать побыстрее. Ради выпуска хоть какой-то продукции упрощались технологии, и производились товары низкого качества. Но и их не хватало. Чекист Агабеков в своих мемуарах пишет о традиции, существовавшей в центральном аппарате ОГПУ — сотрудники, направляемые за границу, раздаривали или продавали сослуживцам часы, костюмы, ручки и т. п., поскольку за рубежом могли купить все это запросто, а в СССР достать было негде [2].

Чтобы предприятия приносили хоть какую-то прибыль, зарплата рабочих оставалась крайне низкой, жили впроголодь. Но и это почиталось за счастье, поскольку в стране царила безработица. Подавляющее большинство городского населения обитало в трущобах коммуналок. Нелегко доводилось и крестьянам. Сельхозналог, заменивший продразверстку, был весьма высоким. А то, что оставалось после его сдачи — куда было девать? Самому везти на базар и продавать? Это могли не все. Купить сельскохозяйственную технику было негде. Да и кто мог бы себе это позволить? Деревенская община начала разрушаться еще при Столыпине, революция довершила данный процесс. Крестьяне в поте лица ковырялись на клочках поделенной земли с лошаденкой, с примитивной сохой.