Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Само Советское государство, возникшее в 1920-е гг на месте России, уже не было Россией. Преемственность с прежней империей перечеркивалась. Луначарский еще в сентябре 1918 г. ставил задачи перед Наркомпросом: “Преподавание истории в направлении создания народной гордости, национального чувства и т. д. должно быть отброшено; преподавание истории, жаждущей в примерах прошлого найти хорошие образцы для подражания, должно быть отброшено” [161]. На этом поприще подвизались партийный теоретик Н.И. Бухарин и “красный академик” М.Н. Покровский, подменяя историческую науку грязной клеветой на отечественное прошлое, оплевывая и изображая в карикатурном виде великих князей, царей, полководцев, государственных деятелей. И однозначно подразумевалось, что все это погибло, а в 1917 г. возникло нечто совершенно новое, уже не российское. Даже термины “Отечество”, “патриотизм” воспринимались как ругательства и изгонялись из обихода.

Крушилась и вся российская культура. Появились РАПП (Российская асоциация пролетарских писателей) и прочие организации, внедрявшие вместо нее уродливый “пролеткульт”. Председателем РАППа стал Леопольд Авербах, по воспоминаниям современников, “очень бойкий и нахальный юноша” [7]. Ну еще бы ему не быть нахальным, если он являлся племянником Свердлова, а помогала ему громить русскую культуру сестренка, Ида Авербах — вышедшая замуж за Ягоду. Конфликтовать с такими деятелями категорически не рекомендовалось. Например, в 1925 г. поэт Алексей Ганин с шестью товарищами были арестованы и растреляны — у Ганина нашли рукопись, где говорилось, что нэповская Россия “ныне по милости пройдох и авантюристов превратилась в колонию всех паразитов и жуликов, тайно и явно распродающих наше великое достояние…”[161]

Исключались из учебных программ и запрещались произведения Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого. Здесь активной помощницей Луначарского выступала Н.К. Крупская, руководившая кампаниями по изъятию из библиотек и уничтожению неугодных книг. Под началом заведующего отделом Наркомпроса Штернберга ниспровергалось русское изобразительное искусство, еще один завотделом, Мейерхольд, крушил театр, призывая “отречься от России” [53]. Русофобия вообще становилась негласной, но по сути непререкаемой установкой. Даже и Есенин, написавший кощунственную “Инонию”, восторженно приветствовавший революцию, оказывался не ко двору. Сам Бухарин клеймил его, обвиняя в “великорусском шовинизме” — да, ностальгическое воспевание русской деревни, русской природы приравнивалось к “шовинизму”. Вместо авторов и произведений, признанных ненужными и “реакционными”, получали признание новые “класики”. Апологет “новой живописи” Малевич, оккультист Коненков, штампующий глупые агитки Демьян Бедный, воспевающий насилие и жестокость писатель Зазубрин, теоретики “новой литературы” Шкловский, Брик, Бабель (успевший поработать в жуткой одесской “чрезвычайке”).

А вместо отвергнутого Православия внедрялась государственная псевдо-религия, ленинизм. Конечно, официально никто не возводил Ленина в ранг божества, но по сути его учение превращалось не только в идеологию, а в разновидность неоязычества — с поклонением культу умершего предводителя. Вместо икон на стенах повисли портреты коммунистических вождей, вместо богослужений собирались митинги, вместо Священного Писания штудировались работы Ленина и Маркса. Вокруг Владимира Ильича создавался ореол непогрешимости, утверждалось, что он не ошибался никогда — даже когда ошибалась “партия”. И многие простые люди, рядовые коммунисты, действительно восприняли ленинизм на уровне религии. Ведь человеку, а тем более русскому человеку, свойственно верить в Господа. Это духовная потребность, она передавалась веками из поколения в поколение. А когда по убеждению или принуждению приходилось отрекаться от Бога, та же потребность перенацеливалась на суррогаты в виде бюстов и “пророчеств” классиков марксизма-ленинизма.

И советские руководители поощряли такое восприятие. В рамках новой псевдо-религии вводились новые праздники, обряды массовых шествий, театрализованных действ, мистерий с чучелами, портретами, “красного рождества” — которое, согласно инструкциям Наркомпроса должно было сводиться “к соблюдению древних языческих обычаев и обрядов” [58], “октябрин” вместо крестин, делались попытки заменить даже христианские имена “революционными” — появились Мараты, Гильотины, Революции, нелепые аббревиатуры из коммунистических символов.