В христианской цивилизации Запада веками воспитывалось неприязненное или даже откровенно враждебное отношение к сексуальной жизни. Библейская заповедь «живите и размножайтесь» требовала заботиться о продолжении рода, но вовсе не предполагала наслаждения (удовольствия) физической близостью. На писателей, которые, подобно Василию Розанову, говорили о святости полового акта, смотрели в лучшем случае как на чудаков. Стойко держалось мнение: секс — это родовое пятно скотства в человеке; это грех, требующий раскаяния и искупления. Почти панический страх перед плотской любовью с какой-то фатальной неизбежностью породил и садомазохистские мотивы в европейской культуре, фрейдизм, сводящий психическую жизнь человека к извращенным, истерически-взвинченным проявлениям сексуальности, и современную сексуальную революцию, притязающую подменить традиционные религии культом секса.
В даосизме, как и в некоторых других восточных религиях — например тантризме, — мы встречаем совершенно иное отношение к сексуальной жизни. Для даосов секс являлся вестником той неисповедимой, всегда лишь чаемой «полноты творческих свойств бытия», к которой были направлены все их усилия по «взращиванию жизни». Они признавали сексуальность естественнейшей частью человеческой природы, отрекаться от которой — неразумно, да и просто вредно. Как, впрочем, столь же глупо и гибельно быть рабом своих страстей. Утехи плоти доступны лишь зрелой, умудренной душе. «Человеку в равной мере свойственно и жить инстинктами, и преодолевать их», — заметил швейцарский психолог Карл Юнг. Так что внутренняя раскованность не только не отрицает самоконтроля, но, в сущности, лишь благодаря ему и становится возможной. Даосизм учит прежде всего принимать чувство — эту подлинную стихию всякой жизни. И, подобно самой жизни, чувство, в глазах даосов, само себя оправдывает и в самом себе находит силы для творческого роста. Мудрый, по слову Чжуан-цзы, «не смотрит глазами и не слушает ужами», «не полагается на свой ум», вверяет себя «одухотворенному желанию». Выявление в себе этого подлинного Желания — безначального и бесконечного, как сама жизнь, не отягощенного привязанностью к какому бы то ни было объекту, кристально-чистого, как Великая Пустота Дао, — и есть цель даосского подвижничества. «Воспитанию чувств», насаждаемому условностями цивилизации, даосы противопоставляют воспитание Чувством. И любовь между мужчиной и женщиной — лучшее для того средство.
С глубокой древности в Китае получили хождение трактаты, посвященные искусству отношений между полами, или, как говорили китайцы, «искусству брачных покоев». Мы находим в них множество рецептов правильной и полезной для тела и духа половой жизни. Древнейшие известные нам тексты такого рода обнаружены в захоронении, относящемся ко II в. до н. э. Один из этих текстов — «Разговор о верховном Пути Поднебесной» — публикуется ниже. Нет сомнения, впрочем, что основные его положения воспроизводят значительно более древние образцы. Не менее примечателен и тот факт, что тексты II в. до н. э. и в основных своих установках и даже во многих деталях совпадают с классическими книгами по «искусству брачных покоев», которые появились позднее. Таким образом, мы имеем дело с самобытной и очень устойчивой традицией, имевшей, помимо прочего, и свои канонические литературные формы. Изложение в китайских трактатах по сексологии ведется, как правило, от лица Желтого Владыки (Хуан-ди) — легендарного основоположника китайской цивилизации.
В глазах китайцев, очевидно, сексуальная жизнь имела настолько большое значение, что ее можно было связать с именем их великого первопредка. Интересно, что бы мы сказали, если бы у нас в России подобные книги приписывались, к примеру, вещему Олегу или Ярославу Мудрому?
Обратившись к даосским текстам по сексуальной практике, мы легко убедимся в том, что речь в них действительно ведется о некоей разновидности искусства. Их неизвестные авторы пишут о своем предмете деловым и неподдельно целомудренным тоном, заботясь лишь о том, чтобы научить читателя извлекать наибольшую пользу и радость из любовной связи. Очень здравомысленный подход! Кстати сказать, та же чисто техническая функция, желание не поразить и не развлечь, а просто «научить искусству» свойственны и всем без исключения эротическим рисункам, созданным в старом Китае. Мы никогда не увидим на них изображений женщины, представленной в качестве предмета эстетического созерцания, т. е. отделенной от потока жизни, привлекательной и недоступной. Мы видим лишь картины полового акта, которые служат наставлением к действию, требуют не отстраненного любования женщиной, а интимного единения с нею в стихии творческого поновления бытия.