Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Во «Временной перспективе» Сепир демонстрирует, что его интересует скорее значение, чем функция и система: «Если бы в ходе нашего обсуждения какой-либо важный пункт получился более развернутым, чем другой, для культурного элемента возникла бы опасность оказаться вырванным из своего психологического и географического (т. е., пространственного) окружения» (Mandelbaum, 1949, р. 462). Ответ Сепира на статью Дьюи, опубликованный в 1916 г., демонстрирует его пристрастие к истории и неприятие культуры как системы: «Форма и содержание каждого из аспектов социальной жизни, скажем, философии, музыки, или религии определяется скорее историей этого аспекта, чем его сосуществованием с другими аспектами» (Sapir, 1916, р. 2). Здесь, однако, содержится предвестье той позиции, к которой он пришел в «Культуре, подлинной и мнимой»: «Существует постоянная, но всегда безрезультатная тенденция к превращению этих более или менее разнородных нитей в ткань: бесчисленные модификации и переделки дают свой результат, но нити, тем не менее, остаются разнородными» (ibid).

В 1917 г. для понимания нерешенных антропологических проблем Сепир обратился к значению: понимание бессознательного символообразования могло бы, как он полагал, оказаться «необходимым, чтобы приблизиться к глубинным проблемам религии и искусства», вероятно потому, что психоанализ, в отличие от академической психологии, предоставил некую возможность для понимания феноменов сознания как единого целого (Mandelbaum, 1949, р. 523–524).

Отзыв Сепира на «Первобытное Общество» Лоуи в 1920 г. содержит отказ от эволюционизма и «психологических» толкований. Он против психологии как тенденции объяснять происхождение институтов универсалиями человеческого разума. Сепир относит эволюционизм к разряду психологических толкований, основывая свою критику, судя по всему, на некоторых элементах концепций Моргана и Бастиана. Правда напрямую он о них не упоминает. Эволюционизм, согласно Сепиру, психологичен, поскольку Сепир видит в нем тенденцию к рассмотрению культурных явлений, как возникающих из «ростков мысли», взращенных в одних и тех же условиях. Этим подходам он противопоставляет партикуляристский, основанный на диффузии, историзм Лоуи: «…что если широко распространенная социальная черта… будет показана… не как непосредственная и универсальная психологическая реакция… но как изначально уникальный, локальный феномен, который постепенно распространился на обширный ареал путем культурного заимствования» (Sapir, 1920, р. 378). Тем не менее, именно к психологическому аспекту в истории решил обратиться Сепир в своем анализе, а на самом деле обратился еще раньше, в «Культуре, подлинной и мнимой», начатой в 1919 и полностью напечатанной в 1924 г.

Это эссе является ключевым для понимания развития теории культуры и личности. Сепир начинает с выделения трех взглядов на культуру. Первый – взгляд дилетанта – использует культуру как синоним образования и рафинированного вкуса. Другой – традиционный этнологический взгляд: «любой социально унаследованный элемент человеческой жизни – как материальной, так и духовной» – относится к культуре (Mandelbaum, 1949, p. 309). Сепир желает добавить к этим двум свой собственный взгляд, в соответствии с которым культура – это мировоззрение. В рамках своей позиции он «стремится охватить одним термином те общие положения, взгляды на жизнь и специфические проявления цивилизации, которые дают отдельному народу его особое место в мире. Акцент делается на том… как деятельность и вера влияют на жизнь народа в целом, на том, какое значение все это имеет для него». «Так культура становится почти синонимом "духа", или "гения", народа». Хоть это, пишет Сепир, и психологические термины, «культура включает в себя ряд конкретных проявлений» этого духа (ibid, p. 309–311).

В одном предложении Сепир выражает всю суть концепции Бенедикт, изложенной в «Паттернах культуры»: «Образ мышления, особый тип реакции становится в ходе сложного исторического развития типичным, нормальным; он служит затем в качестве модели для переработки новых элементов цивилизации» (Mandelbaum, 1949, р. 311). Здесь мы видим, как талантливый лингвист воспринимает культурное развитие сквозь призму языковой модели: паттерн – например, аффиксация – тем или иным образом закрепляется; паттерн – это мировоззренческая установка, а не система связей между культурными чертами или социальными ролями; новое приспосабливается к этому паттерну. И нет необходимости объяснять его происхождение.