Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

По мнению Сепира, принятие этого взгляда, ускорит разрешение новых проблем, в особенности тех, что связаны с практиками социализации. Сепир предлагает исследовать, как ребенок овладевает культурными паттернами в период с рождения до десятилетнего возраста, чтобы увидеть, каким образом и из каких данных он формирует свой знаковый мир. «Осмелюсь предположить, что представление о культуре, полученное таким образом, несомненно, фрагментарное и беспорядочное, тем не менее, окажется намного более значимым и важным для социальной мысли, чем аккуратные перечни характеристик, относящихся к той или иной группе, которые мы привыкли называть "культурами"» (Mandelbaum, 1949, р. 597). Культура, в итоге, утрачивает для Сепира свою реальность: она оказывается лишь удобным, но ложным инструментом для рассуждения о совокупности индивидуального поведения. Ее основания, как он считает, надо искать в паттернах социализации.

Этот взгляд еще яснее прослеживается в произведении под названием «Почему культурной антропологии нужен психиатр?» (1938): «Как умело и проворно мы выстраиваем в пирамиду виды причинно-следственных отношений, знакомых нам по индивидуальному опыту (насколько вообще можно… говорить о причинности в социальных явлениях), приписывая их социальной реальности, сконструированной нами вследствие потребности максимально экономично выражать то, что происходит с человеком. В будущем интерпретация причин и следствий в человеческой истории станет задачей психиатров. Сейчас они не могут этим заниматься, так как психиатрическая теория личности еще слишком слаба, а сами они склонны без должной критики принимать безличностную модель социального и культурного анализа, введенную в моду антропологами» (Mandelbaum, 1949, р. 576–577).

Итак, мы прошли от аналогии между языком и культурой к зачаткам идей «Паттернов культуры», обнаруженных в «Культуре подлинной и мнимой», – к идее кумулятивного дрейфа, определяющегося тем или иным образом отобранным и утвердившимся паттерном; а оттуда к уравниванию психологических сил (образ, перенос) с социальными, и, наконец, мы пришли к поиску источника этих сил (основ дрейфа) – обнаружив его в развитии личности. Культура и личность сделались, наконец, изоморфными, так же, как идиолект и диалект для лингвиста. И все эти последние очерки пронизывает усталость и отвращение к membra disjecta²* традиционной этнографии, оторванной от культурной теории. От неприятия культурных систем мы пришли наконец к индивиду как источнику или гомологу культурного паттерна.

Рассмотрение работ Бенедикт будет несколько короче – не потому, что это менее значимая фигура, а потому что о некоторых основных аспектах нашего обсуждения речь уже шла в разделе III. Кроме того, в случае с Сепиром я коснулся произведений, опубликованных с 1916 по 1938 гг., тогда как в случае с Бенедикт я пытаюсь охватить только период с 1922 по 1934 гг., и особенно 1928–1934. Полноценное рассмотрение мысли Бенедикт надо было бы довести вплоть до ее последних работ, но предмет этой статьи – не интеллектуальная жизнь отдельных теоретиков, а развитие тенденции в теории.

Две самые ранние публикации Бенедикт, «Видение в культуре Великих Равнин» (1922) и «Представление о духе-хранителе в Северной Америке» (1923), посвящены демонстрации «неорганического» характера различных комплексов религиозных черт, т. е. отсутствия необходимой связи между чертами. Однако в итоге мы видим, что Бенедикт показывает также, как каждый конкретный пример видения или духа-хранителя соотносится с некоей общей чертой рассматриваемой культуры. В самом деле, работа, посвященная вопросу о видении, несет в себе зародыш подхода, характерного для «Паттернов культуры»: «Ритуальная система блэкфутов, таким образом, дает прекрасный пример огромной формообразующей власти единожды установленного паттерна и его тенденции к бесконечному самодополнению» (Benedict, 1922, р. 17–18).

Явный акцент сделан скорее на конфигурациях, чем на недостатке органических качеств в комплексе черт, и это приобретает доминирующее звучание в «Психологических типах в культурах Юго-запада США» (Benedict, 1930)⁵. (Ключевой пассаж из этой работы уже обсуждался в разделе III.) Бенедикт в то время рассматривала аполлонический этос как «психологическую структуру» (Benedict, 1930, р. 572, 581). О разных юго-западных группах, описанных ею, она говорит следующее: