«Культурная ситуация на Юго-западе с трудом поддается объяснению. При отсутствии естественных барьеров между этой культурой и культурами соседних народов она являет собой наиболее поразительный пример культурного разлома во всей Америке. Все наши усилия по выявлению влияния других культур на культуру Юго-запада приводят к открытию фрагментов и деталей, мы нашли тончайшие связи и переходы, но ключ, который открыл бы нам секрет этой модели, так и не найден. Исходя из концепции, изложенной в данной статье, ключ следует искать в базовом психологическом типе, сформировавшемся в культуре этого региона на протяжении столетий, который переиначивает на свой лад заимствованные в соседних культурах элементы и для выражения своих собственных ценностей создает уникальную культурную модель. Вычленение психологического типа необходимо не только для того, чтобы описать эту культуру; без этого невозможно понять культурную динамику всего региона. Ибо в формировании рассматриваемой культуры главную роль сыграли типичные аполлонические ценности, они отвергли то, что им противно, видоизменили принятое и породили формальности и хитросплетения организации, в которых находит успокоение аполлонический дух» (Benedict, 1930, р. 581). (Пер. Е.Лазаревой.)
Отложим обсуждение некоторых особенностей этого отрывка. Сейчас для нас важно, что Бенедикт рассматривает культурный дрейф как автономный процесс. Для нее важно раскрыть природу фундаментальной конфигурации и описать направление течения (в сторону все большей гармонизации аполлонической модели); но Бенедикт не задается вопросом, почему дрейф принимает именно то, а не иное направление. Точно так же обстоит дело и с отношением лингвиста к языковому дрейфу.
5с.
Критика понятия культурного дрейфа в том виде, в котором его используют Бенедикт и Сепир, аналогична критике концепции избирательности (см. 1с), так как две эти идеи тесно связаны. Например, ни там, ни здесь не идет речи об экзогенных, технологических и экономических факторах, которыми частично можно было бы объяснить дрейфовый отбор. Бенедикт, похоже, не считает нужным упомянуть об этих факторах. Это все равно как если бы ученому-лингвисту достаточно было продемонстрировать сам факт доминирования одной модели образования множественного числа над остальными без объяснения причин, почему это происходит. Бенедикт, судя по всему, считает, что пуэбло был доступен весь культурный арсенал Великих Равнин, территорий вокруг ареала пуэбло и реки Колорадо и что пуэбло из-за своей аполлонической направленности либо отказались его принять, либо трансформировали его. Она не обращает внимания на значимость экологии, на то, что пуэбло занимали пригодную для повторной обработки землю, которую приходилось защищать, что основой их культуры было земледелие, что они орошали свои земли; что на их территории не водилось тучных стад бизонов и т. д.; в то время как у индейцев Великих Равнин были под рукой такие стада, они эффективно использовали лошадей для охоты на бизонов, занимали непригодные или почти непригодные для обработки зи́мли, жили грабежом, а защиту пространства с такими расплывчатыми границами считали ненужной. Для Бенедикт не важны явления экологической сукцессии или экологической адаптации в ареале пуэбло. Правда, следует отметить, что в ее время занимающиеся Юго-западом археологи очень заботились о том, чтобы придать корням Юго-западной культуры побольше загадочности.6а.
Нет языка, который в качестве средства адаптации или выражения стоял бы по самой своей природе «выше» или «ниже», чем другой; с точки зрения морфологии все языки потенциально способны нести одну и ту же информационную «нагрузку», хотя отдельный язык может и не иметь лексики для каких-либо сообщений, если в них нет необходимости у носителей этого языка. Хотя о грамматической сложности или простоте и можно говорить, связи между сложностью и пригодностью для коммуникации нет. Один язык не более «примитивен», чем другой, независимо от того, имеется ли в виду, что этот язык прост или что он отражает более раннюю, менее развитую стадию коммуникации.6b.
Будучи системами адаптации, культуры не могут быть описаны как стоящие «выше» или «ниже». «Простыми» или «сложными», «примитивными» или «цивилизованными» их можно назвать разве что в кавычках.