Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

На вершине горы заповедной — таинственной Гор —
Великана десница огнем высекает Закон,
И сияньем Его Бэл на Прате далеком смущен
И зардевшийся сфинкс, что от века глядится в Шихор.

Мощный посох Его — истуканов повергнет во прах,

Грозный Зевс посрамлен, замер мрамором яростный зов
Моль изъела нагрудник и пояс Ливийских жрецов,
Тля изгрызла деревья Вотана в священных садах.

Время круг обойдет, и Востока воспрянет звезда,

И пред нею померкнут Гурмиз и Керув без следа,
Аравийский колосс и кумир Эфиопский падут.

И еще мне видение… Ловко сплетая узор,

Ювелиры на радость грядущих богов создадут —
К Ориону и Солнцу с мольбой обращаю я взор.

11

К Ориону и Солнцу с мольбой обращаю я взор —
Неужели осудишь меня, превратишь меня в пыль
Лишь за то, что вина не пролью перед Богом толпы,
В шумном танце цветы не вплету Ему в пышный убор?

И во Храме Того, у Которого образа нет,

Средь красы неземной голос ангела мне не звучит,
И ничто в родословной священной меня не смутит:
Изреченьем глупца мне предстанет в ней умный совет.

Но лишь только охватит меня вдохновенья экстаз

И пророческий радостный трепет в творения час,
Когда сердце томится и тайну изведать спешит, —

За величие подлинной страсти и щедрость души

Ты и мне дашь сполна, как сполна получают сады,
Когда зреют бобы и деревья возносят плоды.

12

Когда зреют бобы и деревья возносят плоды,
Когда сорные травы взбираются выше оград,
Наливается соком хмельным золотой виноград,
Солнца светом вспоен и вечерней звезды.

Этот Свет сохранится, когда отшумят времена,

Безвозвратно изменятся климаты двух полюсов,
Дуновение леса уснет в пустоте черепков
На могилах царей и в разрушенных ветром стенах.

Но сквозь бездну веков, через сотни и тысячи лет

Он восстанет из копий земных, и поднимется Свет
В Храме огнепоклонников, в пламени вечных костров.

И огонь Его будет в сознании гения тлеть,

В плоти тварей земных и народа, познавшего смерть, —
Околдуют меня божества уходящих миров.

13

Околдуют меня божества уходящих миров —
Сотворил их народ, украшающий дней суету.
Красотой звал он мудрость, а мудростью звал красоту,
Красотою смиряя Аид и свирепость валов.

Зачарован я ветрами северных мрачных морей.

Что выводят неясный узор на застывшей земле;
Но когда я бродил среди Шамаша статуй во мгле,
Тлела искра заветная в жаркой ладони моей.

Это искра Востока, огонь ханаанских чудес;

Тамарисков, дубов и Ашеры услышу я зов,
В древнем Уре кадить буду Уту, владыке небес.

Где неведомый путь, на который ступить я готов?

Примет жертву мою Всемогущий, иль грозный Зевес,
Или этот последний из идолов в сонме богов?

14