Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

В пасти льва (Отрывок из поэмы) Пер. Л. Яффе

Последнее «прости»

«Я в бой возвращаюсь, закрылася рана…
   О, Марфа, навеки прощай!..
В отчизне свирепствует войско тирана:
   Иду я… Оружье подай!
Молись за меня, не забудь и люби…
   Не плачь же, родная!.. К чему?.. Не скорби!»

— «Защитников край призывает родимый,

   С дружиною в бой поспеши!
И страх за меня, ненаглядный, любимый,
   Пускай не туманит души!
Отец мой и братья в бою сражены,
   Привыкла я к ужасам долгой войны…

Спеши же сразиться за родину нашу,

   Спасать от врага наш Сион.
Тебя я с любовью мечом опояшу:
   Отчизне и Господу — он!»
Лицо молодое пылает огнем,
   Горючие слезы прорвались ручьем.
И замерли оба, с рыданьем друг друга
   Безумно прижавши к груди.
«Прощай, моя жизнь, дорогая подруга!»
   — «О, милый мой, с миром иди!»
И с сердцем разбитым от милой спешит
   Он в поле, где бой беспощадный кипит…

(1868)

Перевел Лейб Яффе. // Л.Яффе. Грядущее. 1902, Гродна.

Обзор современной еврейской литературы

История еврейской литературы есть вместе с тем и история еврейского народа.

Еврейскую литературу следует разделить на три главные эпохи: на литературу времен до возникновения Талмуда, литературу талмудическую и литературу новейшего времени. Книги первой эпохи, хотя составляют несомненно лишь часть большей затерявшейся литературы, ясно свидетельствуют, что умственная деятельность евреев уже при самом возникновении не чуждалась никакой области человеческого мышления. Наравне с религиозными законодательными положениями, они передают и бытовую жизнь в таких ясных и достоверных чертах, что служат поныне надежнейшими источниками истории этих отдаленных эпох. Красноречие и поэзия составляют существенный элемент; рядом с карательными речами суровых народных ораторов находят себе в них место философские рассуждения и воспевается любовь и наслаждение земными благами. В период талмудический, т. е. со времен возникновения Талмуда вплоть до наших времен, преобладающими, всепоглощающими элементами литературы становятся богословский и юридический. Общечеловеческие познания и науки, начавшие созревать и развиваться у других народов, в этот период времени не нашли надлежащего места в литературе народа, которому не могли принести важнейших выгод в практической жизни. Поэзия и красноречие пришли в упадок и являются лишь в весьма посредственном виде в произведениях литургии[56]. Светская же поэзия и беллетристика преследовались как ересь. История, даже еврейская, осталась почвой необработанной. Представители национальной интеллигенции этой длинной и мрачной эпохи успели наложить суровый отпечаток мертвенной односторонности и на живые произведения литературы предыдущей эпохи, подводя под узкую мерку собственного миросозерцания все практически ясное, все рациональное, не способное отуманить здравый смысл и предоставляющее свободное движение трезвому рассудку. Для достижения этой цели, добивавшейся с непреклонной последовательностью, были пущены в употребление два орудия: сперва дераша (переносное толкование), а потом и каббала (мистика). Такое направление литературы не замедлило сказаться на самом народе и придало его характеру и его духовному и социальному устройству тот своеобразный строй, который идет вразрез с самыми элементарными понятиями нашего времени.