Период истории евреев в Европе со времени изгнания их из Испании и вплоть до восемнадцатого столетия представляет собой сплошной мартиролог, и вся еврейская поэзия того времени есть сплошной стон измученной, исстрадавшейся еврейской души. Конечно, это было не время для поэтической разработки эротических и любовных тем. Но и в восемнадцатом и в начале XIX столетия, когда жизнь евреев в Европе приняла более спокойное течение, еврейская поэзия не выходила из узких рамок дидактики (причем нередко в стихотворной форме излагались целые научные или философские трактаты) и произведений на теологические темы. Таким образом, даже в самый разгар романтизма и сентиментализма в Европе, когда женщине и любви в европейской литературе принадлежало почти исключительное место, только в еврейской литературе эти темы по-прежнему совершенно игнорировались, и так дело тянулось вплоть до половины девятнадцатого столетия, когда Мапу, можно сказать, впервые затронул эту область в своих произведениях.
Что такое исключительное отношение еврейских писателей к области половой любви не может быть объяснено ни расовыми особенностями еврейского народа, ни особенностями социального положения еврейской женщины, ни даже особенностями патриархального быта в еврейской массе, достаточно ясно из сопоставления с таковыми же особенностями близких евреям народов, как арабы или другие восточные племена, у которых женщина занимает гораздо более низкое социальное положение и бытовой строй которых во взаимных отношениях между полами во многом представляет еще более патриархальные черты, чем у евреев. Между тем, поэзия этих народов, начиная с народных сказок «Тысячи и одной ночи» и кончая Гафизом, вся сплошь посвящена женщине и чувству половой любви. Причины лежат — в исторических судьбах еврейского народа, в его многовековом мартирологе, заставлявшем евреев устремляться от земного к небесному, ценить только духовную сторону человеческого существования, с пренебрежением относиться ко всему земному, преходящему и стремиться только к тому, что абсолютно, вечно и не зависит от изменчивых человеческих чувств и несовершенств человеческой природы. Бог, самодовлеющая наука, космос во всей его целокупности и человек, лишь постольку, поскольку он является вечной и неизменной частицей этого космоса, — вот единственные достойные темы для мыслящего ума и творчества, все же остальное есть только более или менее необходимые аксессуары человеческого бытия, только терпимая уступка человеческим слабостям и недостаткам человеческой природы и отнюдь не должно привлекать к себе исключительного внимания, а тем более быть возводимо в идеал. Стремясь всей душой своей и мыслями ввысь, ища у престола абсолютной справедливости и высшей правды утешения во всех скорбях и мучениях своей многовековой страдальческой жизни, ожидая лишь в будущей жизни, на небе, награды и возмездия за все земные страдания и невзгоды, признавая счастье возможным лишь как духовное удовлетворение разных умственных и нравственных запросов, евреи за время своего исторического мученичества выработали в себе твердое и незыблемое мировоззрение, в котором только вопросам духа уделялось внимание, физическая же сторона человеческого существования и все, что так или иначе к этой стороне человека относится, оставалось в полнейшем пренебрежении и даже презрении. Стоит ли заботиться о теле, о ничтожной оболочке, нужной для кратковременного земного пребывания, когда дело идет о вечности, о незыблемых, непреходящих законах Божества, о вечной блаженной жизни духа, к которой вся земная жизнь человека есть только досадная, хотя необходимая и неизбежная, приуготовительная купель?