Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Обессиленный юноша возносит усталые свои глаза ввысь, к медному змею; взор его останавливается, глаза наливаются слезами и из груди рвется внезапный вопль, нет, это лишь сдавленное рыдание.

Но вот уста его начинают беззвучно шептать: «О, змей! Не жизни прошу я у тебя, но любви. Я был одинок, о змей, и в жизни своей добра я не видел. Ничего у меня не было, кроме свирели, голосом которой говорила моя душа, и кроме рыб, обитающих в потоке, которые ничего не могли мне ответить, ибо они немы.

Но однажды я увидел девушку и не знал, и не ведал, что за удивительное зрелище пред взором моим.

Было это так, будто внезапно вонзила в меня змея ядовитые свои зубы, и яд ее пропитал постепенно всю мою кровь, проникая все дальше — в плоть и в душу мою.

Излечи меня, змей, если только сумеешь! А если не сумеешь — я умру. И вместе со мной — о, если бы я только знал наверняка, что не умрет со мной любовь моя!

Нет, жертвенник я не возведу для тебя, змей, ибо лик той девушки стал для меня священным жертвенником; и не курения вознесу я для тебя, о змей, но всю кровь мою и всю плоть мою на огне воскурю для тебя. Излечи меня, змей, если сумеешь.

О, если бы знать мне наверняка, что вместе с жизнью не уйдет и любовь!»

И, проговорив эти слова, он погрузился в безмолвие.

День клонился к вечеру, народ выходил из своих жилищ, и явились кохены во главе с Пинхасом, который нес совок с куреньями; с совка растекался клубами тяжелый медленный дым — а болящие и страждущие распростерлись на земле и воздели глаза свои к змею.

Когда над вершинами гор показался багровый огненный шар, глаза Дишона смотрели из орбит не мигая, прямо на восходящее солнце, и тогда все увидели, что юноша мертв.

И женщина тоже смотрела на змея, смотрела долго и неотрывно. И лишь спустя некоторое время отвезла она своего мертвого сына в долину у подножия горы Нево и похоронила его в той долине.

(1917)

Перевел Петр Криксунов. // Д.Фришман. В пустыне. 1992, Иерусалим.

Моисей Пер. П. Берков

На горной вершине, где цепью гигантской
   Поднялись граниты,
На каменном ложе покоится старец,
   Прекрасный, маститый.

Хоть взор его ясен, и кровь не застыла

   Но он умирает,
И грозная Смерть над своею добычей
   Незримо витает.

И муж умирающий шепчет со вздохом:

   «Великий мой Боже!
Мой труд был напрасен, весь век я трудился,
   Трудился — и что же?

«Я вывел любимый народ из Египта,

   Из чуждого края,
Но в Землю Священную все ж не привел я
   Его, умирая…

«Я вывел народ мой из тяжкого рабства

   У племени злого,
Но к жизни свободной еще не привел я
   Народа родного!..

«Огромна пустыня, ужасна пустыня

   Меж краем и краем,
Но пропасть меж рабством и волей огромней
   И больше страшна им!..

«И грех мой огромен, и грех мой ужасен,

   Что я возмутил их,
Что вывел в пустыню невольников слабых,
   Усталых, унылых,

«А новой отчизны не дал им доныне…

   О, лучше б к народу
Совсем не прийти мне, когда я не в силах
   Дать братьям свободу!..»

(1917)

Перевел Павел Берков. // П.Берков. От Луццато до Бялика. 1919, Одесса.

Ахад Ха-Ам (1856-1927)

Национальная этика Пер. И. Румер

Новое национальное движение, вернувши нашему народу многих его сыновей, отрекавшихся от него досель, внесло, вместе с тем, полную смуту во взгляды на сущность еврейской национальности и на те обязанности, которые она налагает на своих верных сынов.