Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Наверное, уже многие, особенно среди сионистов, обратили внимание на следующее странное явление: два писателя, которые всеми признаны за вождей сионистского движения, Герцль и Нордау, выступили в последнее время каждый с «еврейской» драмой. Сначала выступил Герцль, около года тому назад, со своей книгой «Новое гетто» (переиздание драмы «Гетто», 1894), а вслед за ним, совсем недавно, Нордау выпустил новую драму под заглавием «Доктор Кон» (1898). По сюжету этих драм ясно видно, что задачей их авторов было выяснить сущность еврейской национальности, как они ее понимают, посредством изображения двух евреев, которые получили чисто немецкое воспитание, но которые, видя, что в глазах природных немцев они, несмотря на все усилия, остаются чужими, вернулись к своему народу. Замечательно, что оба эти «героя» — и доктор Самуэль Герцля, и доктор Кон Макса Нордау — кончают дуэлью, на которой и погибают для спасения своей оскорбленной «чести», т. е. для того, чтобы не дать повода своим немецким согражданам говорить, что они трусливые евреи, которые позволяют оскорблять себя и не отвечают на оскорбления мечом и кровью! Правда, герой Герцля — человек без надлежащей ясности в мыслях, и мы не знаем — да и он сам, по-видимому, не знает, — что он такое, чего он хочет и что должно означать его предсмертное восклицание: «Прочь из гетто!»; но доктор Кон Макса Нордау — человек высокопросвещенный, который смотрит на окружающее раскрытыми глазами и отдает самому себе ясный отчет во всех своих взглядах и поступках. Он не боится открыто и громко заявить, что он принадлежит не к немецкому, а к еврейскому народу, и когда его спрашивают, как может существовать народ без страны и без языка, он отвечает тотчас, без долгих размышлений (из чего видно, что этот ответ не только что пришел ему в голову, а есть плод его давнишнего задушевного убеждения): «Мы постараемся добыть себе страну, и мы должны снова вспомнить наш язык, который мы забыли». Доктор Кон является, следовательно, не только еврейским националистом, но и настоящим «политическим сионистом», хотя он ни разу не произносит имени Сиона. И этот сионист вызывает на дуэль одного немецкого офицера, бессердечного «юнкера», и идет на смерть из-за того, что тот сказал ему: «Я считаю вас трусом и презираю вас».

Мне нет надобности объяснять, до какой степени этот поступок, противоречит основаниям нашей национальной этики — не только предписаниям нашей религии, но и самой сущности нравственного чувства, живущего в нас. Европейские народы в целом — за исключением нескольких отдельных писателей и ученых — не могут до сих пор освободиться от того грубого представления, что обида, причиненная нам другими, налагает на нас обязанность смыть ее кровью. Истинный же еврей — тот, сердечные струны которого приводятся в движение национальной этикой, — знает и ощущает всей душой, что тысячелетняя культура высоко поднимает его над таким диким поступком, пережитком первобытного варварства, и его «чувство чести» остается незатронутым и не терпит ни малейшего ущерба от оскорблений какого-нибудь грубияна. Он отвечает на них только взглядом, исполненным презрения, и проходит мимо.

Почему же не думает и не чувствует так еврейский националист и сионист доктор Кон?

Может быть, вы подумаете: он поступил так под влиянием понятий, усвоенных в детстве, когда он еще не был националистом, он в припадке ярости сбился с истинного пути и забыл о своем национальном долге, так что, совершая этот поступок, он только совершил «грех, внушенный духом безумия»[106]. Но нет! Доктор Кон объясняет своей возлюбленной, которая умоляет его простить обидчика, что он и сам хотел бы исполнить ее просьбу, но что он не имеет права этого сделать, потому что он — еврей! «Дело получит огласку, и, как обыкновенно, по одному будут судить обо всех. Не лично меня, Лео Кона, будут судить, а евреев, всех евреев. Позор, павший на меня, покроет весь мой народ. Мой долг повелевает мне поступить так». И когда его возлюбленная с упреком спрашивает его: «Значит, твой народ дороже тебе, чем я?» — он отвечает: «Я могу любить тебя, не становясь предателем своего народа», — и прибавляет к этому, что всякий еврей всегда должен помнить, что ненависть врагов поневоле накладывает на его плечи тяжкое бремя: считать себя представителем всего народа. Таким образом, ему вовсе не приходит в голову, что у этого народа, представителем которого он себя считает и за честь которого идет умирать, совсем другие представления о ценности жизни и сущности чести, и что, не избегая рисковать своей жизнью из-за пустяка, а, наоборот, делая эту глупость, он изменяет своему народу и оскорбляет его истинную честь, честь его духа и его высокой этики, которая для него гораздо дороже и священней, чем мнимая честь в глазах народов, о которой так печется этот националист.