Антология кинизма

⁵⁶ Его спросили, едят ли мудрецы пироги. Он ответил: «Они едят всё то же, что и остальные люди». На вопрос, почему люди нищим подают, а философам нет, он ответил: «Потому что хромыми и слепыми они могут стать, а философами — никогда». Однажды он попросил подаяние у скупца. Тот замешкался. «Человече, — сказал Диоген, — я прошу у тебя на пропитание, а не на погребение». Однажды его упрекнули за участие в подделке монет, на что он ответил: «В то время я был таким, как ты сейчас, но таким, как я сейчас, ты никогда не будешь». На подобный же упрёк в другой раз, заметил: «Раньше я и мочился быстро, а теперь нет».

⁵⁷ Придя в небольшой городок Минд и увидев там огромные городские ворота, он обратился к жителям: «Граждане города Минда, заприте ворота, чтобы город ваш не сбежал». Увидев однажды вора, пойманного на краже пурпура, он сказал:

Очи смежила пурпурная Смерть и могучая Участь[43]

.

Когда Кратер[44] пригласил Диогена к себе, тот отказался и сказал, что предпочитает скорее лизать соль в Афинах, чем вкушать изысканные яства у Кратера. Толстяку-ритору Анаксимену он сказал: «Дай и нам, нищим, кусок своего брюха. И тебе будет полегче, и нам поможешь». Однажды, когда этот же ритор о чем-то витийствовал, он стал размахивать селёдкой, чем отвлёк слушателей. Анаксимен возмутился. Тогда Диоген сказал: «Несчастная селёдка ценой в один обол положила конец всем рассуждениям Анаксимена».

⁵⁸ На упрёк в том, что он ел на агоре, Диоген ответил: «Но ведь на агоре я и голодал». Некоторые авторы связывают с ним и следующий эпизод. Платон, увидев Диогена, моющего овощи, подошёл к нему и тихо сказал: «Служил бы ты Дионисию, не мыл бы себе овощей». А тот так же тихонько ему ответил: «И ты, если бы мыл овощи, не служил бы своему Дионисию». На упрёк: «Многие смеются над тобой», — он ответил: «А над ними, может быть, потешаются ослы, но, как им наплевать на ослов, так и мне наплевать на них». При виде юноши, увлекавшегося философией, он сказал: «Прекрасно. Теперь тех, кто любит твоё прекрасное тело, ты заставишь любить красоту твоей души».

⁵⁹ Когда какой-то человек удивлялся обилию даров в Самофракии, он заметил: «Их было бы куда больше, если бы их приносили и те, кому не удалось спастись»[45]. По другим источникам, эти слова принадлежат Диагору Мелосскому. Красивому мальчику, собравшемуся на пирушку, он сказал: «Домой ты вернешься худшим, чем ушёл». Вернувшись, мальчик сказал: «Вот я вернулся и хуже не стал». — «Хироном, правда, ты не стал, но стал Эвритионом»[46]. Как-то он просил милостыню у ворчливого и угрюмого человека. «Если меня убедишь, то подам»,— сказал тот. «Да если бы я мог тебя убедить, то давно бы заставил повеситься», — ответил Диоген. Однажды он возвращался из Лакедемона в Афины. «Ты откуда и куда?»—спросили его. «Из мужской половины в женскую», — последовал ответ.

⁶⁰ Он возвращался из Олимпии домой. На вопрос, много ли было там народу, ответил: «Народу много, людей мало». Распутников он сравнивал со смоковницами, выросшими над пропастью: человек не может воспользоваться её плодами, а вороны и коршуны их клюют. Когда Фрина поставила в качестве посвящения в Дельфах золотую статую Афродиты, Диоген, говорят, сделал на ней подпись: «От эллинской распущенности». Однажды около него остановился Александр и сказал: «Я Александр — великий царь», — «А я Диоген, собака», — представился философ. Спрошенный, почему его зовут собакой, ответил: «Потому что тем, кто мне подаёт, я виляю хвостом, тех, кто отказывает, облаиваю, а порочных — кусаю».

⁶¹ Однажды он срывал плоды смоковницы, а сторож ему сказал: «Недавно на этом дереве повесился человек». — «Отлично, — ответил Диоген. — Теперь я его очищу». Увидев победителя Олимпийских игр, то и дело бросавшего вожделенные взгляды на гетеру, он сказал: «Смотрите, как этому бодливому барану свернула шею первая встречная потаскуха». Красивых гетер он сравнивал с медовыми возлияниями мёртвым. Когда он завтракал на агоре, толпа окружила его и из неё то и дело раздавались крики «собака». Диоген огрызнулся: «Это вы собаки. Окружили меня, когда я ем». Когда два развратника пытались скрыться от него, он сказал: «Не бойтесь: псы свёклу не жрут»[47]. Спрошенный об одном порочном мальчишке, откуда тот взялся, он ответил: «Из Тегеи»[48].