Но, понятно, что с появлением в Питере таких лиц, как Желябов*, Перовская*, В. Н. Фигнер*, Тихомирову пришлось делить свое значение и с ними, однако, это все-таки не дает права умалять и его значения, и я, касаясь других, хотел только выяснить свой взгляд на него одного. Мне кажется, что для исторической оценки его личности в данный момент необходимо было выяснить его действительную роль, которую он играл в большей или меньшей степени в известное время, не касаясь того, что стало с ним после.
3. В. И. Иохельсон*
Из воспоминаний об А.И. Зунделевиче*
Тут я хочу […] остановиться на человеке, который был мне одновременно товарищем и учителем, роль которого в движении и личные достоинства которого недостаточно оценены. Я говорю об Ароне Исаковиче Зунделевиче. […]
В последний раз перед своим арестом Зунделевич приехал из-за границы в конце сентября или начале октября 1879 г. и привез принадлежности для устройства новой типографии. […] Личные потребности Зунделевича были весьма скромны. Он никогда не заботился об удобствах для себя. С другой стороны, он не только не был ригористом и снисходительно относился к невинным слабостям других, но и сам приносил «гостинцы» и старался доставлять товарищам удовольствия, которыми сам не пользовался. Так, приехав в Петербург, он обыкновенно не устраивался в своей комнате или квартире, а ночевал там, где его заставали дела, и ел, что попадалось или оставалось от других. Он часто ночевал у меня после своего приезда из-за границы. Тогда я познакомился с его личными взглядами на новую форму революционной деятельности.
Из воспоминаний Н. А. Морозова* мы знаем, как он понимал свои теоретические разногласия с Тихомировым. Но ни у Морозова, ни у других писавших о «Народной Воле», я не встречал упоминаний об особых взглядах, которые развивал Зунделевич на редакционных совещаниях. А между тем то, что я слышал об этом от самого Зунделевича, представляет большой интерес. Зунделевич не только был незаменим для партии в области чисто практических функций, но он был также теоретическим воодушевителем, хотя его нельзя считать ни оратором, ни писателем. Но то, что он высказывал, всегда было ясно и оригинально. Так, например, он не стеснялся говорить о попытке освободить Войнаральского*, организованной в его отсутствии из Петербурга, как о донкихотском предприятии, лишь случайно ограничившемся одной жертвой. […] Зунделевич был против вооруженного сопротивления при аресте в смысле либерального принципа защиты личности и жилища от насилий полиции. Он допускал его только тогда, когда арест и без того должен был вырвать борца из рядов революции. Он вообще не носил с собою оружия. […]