Антология народничества

Правительство является к этому расчету, напрашивается, так сказать, на него, с самым бесцеремонным и циничным разоблачением самого себя, своих принципов, своей неспособности служить России. Оно откровенно заявляет, что в России его никто не уважает, не ценит, не считает полезным, что суд – не только присяжных, но даже вообще сколько-нибудь независимый, честный – не будет защищать его; что охранять порядок даже против ничтожной, по словам правительства, группы революционеров оно, по причине всеобщего несочувствия, не может иначе, как приставивши по городовому к каждому обывателю; что всякая мысль, выраженная свободно, и всякое слово, сказанное искренне, будет непременно против него; что ввиду всего этого оно может держаться только полным подавлением мысли, общественной жизни, уничтожением всех органов проявления народной воли и террором. Осуществляя систему, приноровленную к подобной миссии, правительство отрицает право народа на землю, право городов и земств независимо вести свои дела, право какого бы то ни было слоя населения на участие в государственном управлении. […]

Такой исторический момент, когда весь существующий порядок, с правительством во главе, открыто заявляет свою полную несолидарность с интересами какой бы то ни было части населения, является для правительства роковым моментом, а для всех оппозиционных партий – поверочным испытанием их политической зрелости, их практичности, их способности служить родной стране. Ибо чем изолированнее правительство, чем менее видимой связи между его деятельностью и интересами народа, тем сильнее возбуждается общественная мысль, тем популярнее становится идея о необходимости переворота. Всякая масса инертна и труслива, она больше всего дорожит спокойствием, и нужно много усилий со стороны правительства, чтобы она перестала предпочитать самое плохое, но уже привычное настоящее – неизвестному и рискованному будущему. А потому каждая оппозиционная партия должна дорожить моментом, когда неспособное правительство собственноручно рвет последнюю связь свою со всеми классами населения; когда исправник, производя возмутительный, по его мнению, арест, говорит: «Нет, непременно нужна конституция!», когда сельский староста кричит, что он недоволен циркуляром Макова*, когда сам Гурко*, отпуская на поруки влиятельного либерала, говорит: «ах, возьмите, пожалуйста его, этот арест был такой ужасной глупостью!» Такое время – особенный подарок судьбы и тупости правительства, и если партия не сумеет сделаться популярною теперь, то она не будет ею никогда. […] Политические иллюзии губят народы, они же губят и партии. Почему, например, крестьянину кажется, что стоит только дойти с челобитной до «батюшки-царя» – и все будет уважено и улажено? Почему г. Кошелев* думает, что стоит только созвать депутатов от земств на совещательный собор, – и все пойдет как по маслу? Потому что оба живут иллюзией, а не выведенной из реальных фактов идеей. И когда действительная жизнь в лице Его Императорского Величества Государя Всероссийского сталкивается с иллюзией «царя-батюшки», заступника крестьянского, несчастный ходок-мужик отправляется, куда Макар телят не гонял. Такая же история повторилась бы, конечно, и с Земским Собором Кошелева, повторится и со всякой политической иллюзией, будь она самая наирадикальнейшая. А между тем нельзя не признать, к сожалению, что склонность к политической иллюзии – отличительная черта всех наших русских общественных направлений. Разве не напоминает, например, крестьянина-ходока наш пропагандист 74 года? Лишь бы ему только дойти до мужика, лишь бы не помешали добраться до него, а там – все будет прекрасно; нужно только сказать мужику, а он уже все рассудит и сделает. Результаты получаются совершенно одинаковые: мужик так же жестоко обманывает розовые надежды пропагандиста, как обманывает самого мужика царь-батюшка. […]

Самый розовый идеал не только бесполезен, но вреден, если он по своей неосуществимости не может воплотиться в жизни сам, а между тем отвлекает силы и работу от менее грандиозных, но возможных улучшений в жизни. Пропаганда идеально полезных способов действия на практике может быть крайне вредна, если они в настоящее время совершенно немыслимы, а между тем, именно благодаря своей идеальности отрицают те способы действия, без приложения которых невозможно устранение самых первых препятствий с народного пути. […]