Антология плагиата: от искусства до политики

«В книгу о художнике Федотове я засадил большой кусок пейзажа из Гоголя. Там, возле театра, в Петербурге… Тридцать лет прошло. И никто до сих пор не заметил. Воровать уметь надо. Если для дела, то это и не воровство, а просто делёжка».

Если Булгакова невозможно обвинить в явном плагиате, то в этом деле преуспел его племянник, точнее говоря, родственник Елены Сергеевны, третьей жены писателя. Вот что можно прочитать на обложке книги, изданной в Гамбурге на немецком языке: Оттокар Нюрнберг, Михаил А. Булгаков. «Собачье сердце». Как выяснилось, Оттокар Нюрнберг – сын Александра Нюрнберга, эмигрировавшего в Германию, – написал пьесу по повести «Собачье сердце». Именно поэтому его фамилия набрана крупным шрифтом и на обложке, и на титульном листе. Но вправе ли он ставить свою фамилию перед фамилией Булгакова, если все диалоги действующих лиц перекочевали в пьесу из повести «Собачье сердце»? Однозначно – нет! Скорее всего, это сделано под давлением издательства, поскольку только фамилия Булгакова может привлечь внимание к пьесе неизвестного автора. Однако племянника это ничуть не извиняет.

Судя по всему, фамилия Булгакова стала средством пиара и для авторов книги «Мастер Гамбс и Маргарита», написанной Майей Каганской и Зеевом Бар-Селла – последний когда-то именовал себя Владимиром Назаровым. Если у кого-то появится желание эту книгу прочитать, то он обнаружит много интересного, о чём никогда не смог бы догадаться. Вдруг выясняется, что город Ялта упомянут не только в «Мастере и Маргарите», но и в «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова. Оказывается, кожаные сандалии носил не только прокуратор Иудеи, но и миллионер Корейко, знакомый нам по «Золотому телёнку». Что уж говорить про трамваи, которые ходят по улицам Москвы в романе Михаила Булгакова, – по мнению Каганской и Бар-Селла они перекочевали прямиком из романов Ильфа и Петрова. Понятно, что такое обвинение, будь оно выдвинуто в суде, можно опровергнуть без труда, не прибегая к помощи дипломированных критиков, свидетелей и адвокатов.

Совсем иное развитие получила кампания против Михаила Шолохова. В 1975 году в Цюрихе была опубликована книга Солженицына «Стремя "Тихого Дона"». В ней Александр Исаевич попытался опровергнуть авторство Михаила Александровича:

«Летом 1965 передали мне рассказ Петрова-Бирюка за ресторанным столом ЦДЛ: что году в 1932, когда он был председателем писательской ассоциации Азово-Черномор-ского края, к нему явился какой-то человек и заявил, что имеет полные доказательства: Шолохов не писал "Тихого Дона". Петров-Бирюк удивился: какое ж доказательство может быть таким неопровержимым? Незнакомец положил черновики "Тихого Дона", – которых Шолохов никогда не имел и не предъявлял, а вот они – лежали, и от другого почерка!..»

Далее Солженицын приводит другое свидетельство, вроде бы подтверждающее справедливость обвинения в плагиате:

«Дочь подруги её детства, Наташа Кручинина, <…> ленинградский терапевт, оказалась в доверии у своей пациентки Марии Акимовны Асеевой. И та открыла ей, что давно в преследовании от шолоховской банды, которая хочет у неё вырвать заветную тетрадочку: первые главы "Тихого Дона", написанные ещё в начале 1917 года в Петербурге. Да откуда же? Кто? А – Федор Дмитриевич Крюков, известный (??– не нам) донской писатель. Он жил на квартире её отца горняка Асеева в Петербурге, там оставил свои рукописи, архив, когда весной 1917 уезжал на Дон – временно, на короткие недели <…>. Это был конец 1969 года. Новость поразила наш узкий круг».

Попытка разобраться в том, о чём ещё в 30-е годы судачили завистники донского самородка, вызывает уважение. И в самом деле, если появились новые данные, обязанность честного исследователя заключается в том, чтобы либо подтвердить версию о плагиате, либо опровергнуть, прекратив бессмысленные разговоры. Солженицын настоял на продолжении поисков:

«Решили мы снарядить вторую экспедицию: Диму Борисова. Вот с него-то, наверно, и надо было начинать. <…> Но само взятие – не одна минута, набиралось три здоровенных рюкзака, понадобилась ещё третья экспедиция. <…> Привезли – не в собственность, а на разборку – весь оставшийся от Крюкова архив. А тетрадочку, мол, – потом».

Три рюкзака архива Крюкова – это внушительное достижение! Но вот беда: если не удалось получить ту заветную тетрадочку, стоило ли обнародовать непроверенные факты? Вместо прямых доказательств – текстологический анализ записей из архива Крюкова, так и не позволивший сделать однозначный вывод.

Слухи о плагиате появились ещё в 1928 году. В качестве истинных авторов упоминали безвестного белогвардейского офицера, затем критика Сергея Голоушева. В 1937 году в качестве альтернативы Шолохову выдвинули фигуру покойного казачьего писателя Крюкова, того самого, о котором идёт речь в книге Солженицына. Однако Рой Медведев в 1977 году сумел доказать, что Фёдор Крюков написал всего лишь путевые заметки, название которых, «С Тихого Дона», и ввело исследователей в заблуждение.