Антология позднего Троцкого

Правда, временно Сталин может получить поддержку извне: для этого нужно было бы, чтобы союзники вступили в войну с СССР. Такая война поставила бы перед народами СССР вопрос не о судьбе сталинской диктатуры, а о судьбе страны. Защита от иностранной интервенции неизбежно укрепила бы позиции бюрократии. В оборонительной войне Красная армия действовала бы несомненно успешнее, чем в наступательной. В порядке самообороны Кремль оказался бы даже способен на революционные меры. Но и в этом случае дело шло бы только об отсрочке. Несостоятельность сталинской диктатуры слишком обнаружилась за последние 15 недель. Не нужно думать, что народы, сдавленные тоталитарным обручем, теряют способность наблюдать и рассуждать. Они делают свои выводы медленнее, но тем тверже и глубже. Апогей Сталина позади. Впереди не мало тяжелых испытаний. Сейчас, когда вся планета выбита из равновесия, Сталину не удастся спасти неустойчивое равновесие тоталитарной бюрократии.

 

 

Койоакан, 13 марта 1940 г.

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)

N 82-83.

 

МИРОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Ответы Л. Д. Троцкого на вопросы, поставленные американским журналистом г. Ю. Клейманом.

 

1. Каково мнение г. Троцкого относительно германо-советского союза. Вынужден ли был Сталин заключить его? Если так, что могло бы быть сделано раньше, чтобы избежать его?

Внешняя политика всегда является продолжением и развитием внутренней. Чтоб правильно понять внешнюю политику Кремля, надо всегда иметь перед глазами два фактора: положение СССР в окружении буржуазных государств, с одной стороны, положение правящей бюрократии внутри советского общества, с другой. Бюрократия защищает СССР. Но прежде всего она защищает себя внутри СССР. Внутреннее положение бюрократии неизмеримо более уязвимо, чем международное положение СССР. Бюрократия беспощадна против безоружных противников внутри страны. Но она крайне осторожна, а подчас и труслива перед лицом хорошо вооруженных внешних врагов. Если б Кремль чувствовал за собою поддержку народных масс и был уверен в устойчивости Красной армии, он мог бы занять гораздо более независимую позицию по отношению к обоим империалистским лагерям. Но этого нет. Изолированность тоталитарной бюрократии в собственной стране толкнула её в объятия наиболее близкого, наиболее агрессивного и потому наиболее опасного империализма.

Гитлер уже в 1934 г. говорил Раушнингу: "я могу в любое время заключить соглашение с Советской Россией". Он имел категорические заверения на этот счет со стороны самого Кремля. Бывший глава советской разведки за границей, генерал Кривицкий, раскрыл чрезвычайно интересные подробности в области тайных сношений между Москвой и Берлином. Но для внимательного читателя советской прессы действительные планы Кремля не составляли секрета с 1933 г. Сталин больше всего боялся большой войны. Уклониться от нее он рассчитывал лишь, став незаменимым помощником Гитлера.

Было бы, однако, неправильно делать отсюда тот вывод, будто пятилетняя кампания Москвы в пользу "союза демократий" и "коллективной безопасности" (1935-1939 гг.) была пустым шарлатанством, как представляет теперь это дело тот же Кривицкий, который из штабов ГПУ видел только одну сторону московской политики, не охватывая её в целом. До тех пор, пока Гитлер отклонял протянутую руку, Сталин вынужден был серьезно подготовлять и второй вариант, именно союз с империалистскими демократиями. Коминтерн, разумеется, не понимал в чем дело: он просто производил "демократический" шум, выполняя поручение.

С другой стороны, Гитлер не мог повернуться лицом к Москве, пока нуждался в дружественном нейтралитете Англии. Пугало большевизма было необходимо прежде всего для того, чтоб заставить британских консерваторов глядеть сквозь пальцы на лихорадочные вооружения Германии. Болдвин и Чемберлен пошли дальше: они прямо помогли Гитлеру создать Великую Германию, т. е. могущественную базу в центральной Европе для агрессии мирового масштаба.