Б. и К. в принципе не отрицают этого. Если они отказываются, тем не менее, видеть в СССР рабочее государство, то по двум причинам, из которых одна имеет экономический, другая — политический характер. «В течение последнего года — пишут они — бюрократия окончательно вступила на путь разрушения планового и национализованного хозяйства». (Только еще «вступила на путь?»). Дальше мы слышим, что ход развития «приводит бюрократию во все возрастающее и углубляющееся столкновение с потребностями и интересами национального хозяйства». (Только еще «приводит»?»). Противоречие между бюрократией и хозяйством наблюдалось и раньше, но за последний год «действия бюрократии активно саботируют план и разрушают государственную монополию». (Только «разрушают»? Следовательно, еще не разрушили?).
Второй вывод, как сказано, имеет политический характер. «Понятие диктатуры пролетариата не является, прежде всего, экономической, но преимущественно политической категорией… Все формы, органы, учреждения классового господства пролетариата ныне разрушены, а это означает, что классовое господство пролетариата разрушено». Этот второй довод, взятый изолированно, кажется неожиданным после того, что мы слышали о «различных формах» пролетарского режима. Разумеется, диктатура пролетариата есть не только «преимущественно», но полностью и целиком «политическая категория». Однако, сама политика есть лишь концентрированная экономика. Господство социал-демократии в государстве и в советах (Германия 1918-1919 гг.) не имело ничего общего с диктатурой пролетариата, поскольку оставляло неприкосновенной буржуазную собственность. Наоборот, режим, который охраняет экспроприированную и национализованную собственность от империализма, есть, независимо от политических форм, диктатура пролетариата.
Б. и К. «в общем» как бы признают это. Поэтому они и прибегают к сочетанию экономического довода с политическим. Бюрократия, говорят они, не только окончательно лишила пролетариат политической власти, но и загнала хозяйство в тупик. Если в предшествующий период бюрократия, при всех своих реакционных чертах, играла относительно-прогрессивную роль, то за последний период она окончательно превратилась в реакционный фактор. В этом рассуждении заключено здоровое ядро, которое находится в полном соответствии со всеми прежними оценками и прогнозами Четвертого Интернационала. Мы не раз напоминали о том, как «просвещенный абсолютизм» играл прогрессивную роль в развитии буржуазии, чтобы затем превратиться в тормоз этого развития: конфликт закончился, как известно, революцией. В подготовке социалистического хозяйства, писали мы, «просвещенный абсолютизм» может играть прогрессивную роль в течении неизмеримо более короткого времени. Этот прогноз явно подтверждается на наших глазах. Обманутая собственными успехами, бюрократия рассчитывала достигнуть все больших и больших коэффициентов хозяйственного роста. Между тем, она наскочила на острый кризис хозяйства, который явился одним из источников ее нынешней паники и бешеных репрессий. Значит ли это, что развитие производительных сил в СССР уже приостановилось? Мы не решились бы на такое утверждение. Творческие возможности национализованного хозяйства так велики, что производительные силы, несмотря на бюрократический тормоз, способны еще развиваться в течение ряда лет, хотя бы и в гораздо более умеренной прогрессии, чем до сих пор. Сделать на этот счет уже ныне точное предсказание вряд ли возможно. Во всяком случае тот политический
кризис, который раздирает бюрократию, гораздо опаснее для нее сегодня, чем перспектива приостановки развития производительных сил. Для упрощения вопроса мы можем, однако, допустить, что бюрократия уже ныне стала абсолютным тормозом экономического развития. Означает ли, однако, сам по себе этот факт, что классовая природа СССР изменилась, или же, что СССР лишился какой бы то ни было классовой природы? Здесь, мне кажется, главная ошибка наших товарищей.Буржуазное общество развивало производительные силы до мировой войны. Только за последнюю четверть столетия буржуазия стала абсолютным тормозом развития. Значит ли это, однако, что буржуазное общество перестало быть буржуазным? Нет, это значит лишь, что оно стало загнивающим
буржуазным обществом. В ряде стран сохранение буржуазной собственности оказалось возможным лишь посредством установления фашистского режима. Другими словами: буржуазия лишилась всех форм и способов непосредственного политического господства. Значит ли это, однако, что государство перестало быть буржуазным? Нет, поскольку фашизм ограждает своими варварскими методами частную собственность на средства производства, постольку государство и при фашизме остается буржуазным.