Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 3. «Сатирикон» и сатриконцы

Я рос привольно на просторе.
Под шум дворовой чепухи,
И вдохновенно на заборе
Писал и буквы, и стихи.
Тепло родительского корма…
И гимназическая форма…
Любовный первый тет-а-тет.
Попутно — университет…
К чему сухие нормы права.
Когда, упершись в страсти лбом.
Я лишь послания в альбом
Строчил налево и направо?!
С самодержавьем не дружил
И два погрома пережил.

3.

Мне надоела сладость лиры,
И, глянув в самое нутро,
Я в яд возлюбленной сатиры
С восторгом обмакнул перо.
Едва мне улыбнулась слава.
Как полились стихи, как лава —
И, ощутив девятый вал.
Журналы я атаковал.
И с той поры — одна забота:
Хоть три десятка позади.
Осилить сотню впереди,
Рубиться до седьмого пота
И желчь не смешивать с водой
На склоне жизни молодой.

1928

Дмитрий ЦЕНЗОР

Весеннее утро в доме № 37

Во дворе из окошка направо,
Чтобы члены размять на момент,
Обалдевший от «римского права».
Перегнулся лохматый студент.
И, блаженствуя так с папиросой,
Улыбается он vis-a-vis[14]
Белошвейке — блондинке курносой,
Исхудавшей от грез и любви.
«С добрым утром! Ваш вид лучезарен,
Загляните сегодня на чай!..»
И басит ему снизу татарин:
«Барин, старые брюки продай!»
Белошвейка лепечет лукаво:
«Ах, мерси за такой комплимент!»
Посвиставши, за «римское право»
Принимается снова студент.
Забивается в угол бедняга…
Под окном ежедневный тиран —
Про «геройскую гибель «Варяга»,
Надрываясь, вопит мальчуган.
Из квартир выезжают на дачи —
Трескотня, перебранка и спор.
И достоинства рыбьи и рачьи
Воспевает разносчиков хор.
ГЦе-то рубят мажорную гамму.
Без стесненья в шестом этаже
В папильотках дородную даму
Обнимает субъект в неглиже…
И туда одинокого нрава
Загляделся поэт-декадент…
Обалдевший от «римского права»,
За учебником дремлет студент.

«Сатирикон», 1910, № 24

Весной у взморья

После стужи и дождей
Солнце сделалось добрее.
Синеглазый Ганс на рее —
Как на ветке воробей.
Что разлука моряку? —
Пой, шути, качаясь в шлюпке!
Ведь коротенькие юбки
На гранитном берегу.
Суетится капитан
Зафрахтованного флота.
Люди вымокли от пота,
И скрипит подъемный кран.
Тучный, сумрачный на вид,
И во сне ворча, как бука.
На трехмачтовом, у тюка.
Боцман выпивший храпит.
Потянул вечерний бриз.
Золотит закат откосы.
Сходят к девушкам матросы
По скрипучим сходням, вниз.
И своей дебелой Эмме
Ганс изменит нынче вновь.
Коротка ночная темень
И матросская любовь.

1928

Саша ЧЕРНЫЙ

Слишком много