Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт

— Так я вам расскажу. Он выходит на сцену и при всем честном народе говорит: «Недавно я положил на музыку…»

— Ну?

— Что ну? Положил на музыку…

— Ну и что?

— Как это что?! Мало ли на кого я положил. Я что, об этом говорю со сцены?

XII

Вот беседуют мужчина и женщина, очень похожие друг на друга. Как видно, брат и сестра.

— Изя, ну как тебе?

— Ну что тебе сказать?.. Это не Лев Толстой.

— При чем тут Толстой? Это же юморист.

— Ну, тогда это не Чехов.

— Ой, специалист! Что ты вообще у Чехова читал?

— Ну, мало ли что…

— Ну, например?.. «Даму с собачкой» читал?

— Конечно.

— Ну, расскажи, в чем там дело.

— А что рассказывать?.. Была одна дама, и у нее была собачка. Жутко злая, на всех лаяла с утра до вечера. И тогда ее сосед, глухонемой Герасим, решил ее утопить.

— Что ты мелешь? Это уже не Чехов, это Тургенев.

— Да? Смотри, оказывается, Тургенева я тоже читал!

Русский язык

Что составляет главное богатство евреев в России?.. Главное их богатство — это не золотой не бриллианты. Главное их богатство — это русский язык. Мало кто говорит на таком хорошем русском языке. как наши евреи. Конечно, бывают исключения. Помню. я приехал выступать в Киев, выхожу из гостиницы и встречаю милую супружескую пару. Он мне говорит:

Ой, товарищ Хайт, как хорошо, что вы приехали. Мы уже за вами соскучились.

Я говорю:

Извините, но так по-русски нельзя говорить «за нами соскучились». Надо говорить «по вас».

Правда?.. Я не знал. Так я и говорю: мы по вас чисто вспоминали.

Простите еще раз, но не «по вас», а «о вас».

Жена ему говорит:

— Моня, идем уже! Он думает, что если он писатель, так может издеваться над людями.

Повторяю — это исключение. В основном евреи говорят очень чисто. А если иной раз картавят, то это уже не грамматика, а наша национальная особенность. И смеяться над этим грех! Впрочем, по этому поводу уже прекрасно сказал один еврейский поэт:

Дразнить иудеев нельзя никому.

Язык у них свят и нетленен.

Евреи картавят всегда потому.

Что так разговаривал Ленин.

Да, наш вождь и учитель действительно картавил. И поскольку у нас на дворе всё еще демократия, мы можем смело об этом сказать. Хотя я думаю, что, если бы Ленин услышал, как говорят нынешние вожди, он бы стал еще и заикаться.

Для людей моего поколения русский язык — это не просто средство общения. На этом языке мы спорили до хрипоты о прочитанных книгах, рассказывали друг другу анекдоты и даже умели читать между строк. Словом, это язык, на котором только мы понимали друг друга с полуслова. Ну, какой иностранец, к примеру, поймет наш диалог на базаре:

— Простите, это у вас черная смородина?

— Нет, это красная.

— Красная? А почему же она белая?

— А потому, что еще зеленая.

В лучшем случае он подумает, что в этой стране живут дальтоники, в худшем — что идиоты!

На кинофестивале француз, синхронный переводчик с русского языка, мне говорил:

— Я понимаю, что ваш язык очень своеобразный. Но почему даже географические названия вы произносите по-своему?.. На всех языках говорят Парис, Пэрис, Паризи. И только на русском говорят Париж. Почему Париж-ж?

А я стоял и думал: ну как ему объяснить? Это надо всю жизнь прожить в нашей стране, чтобы понять, что у нас там всё через «ж». В том числе и Париж-ж!

Ведь что такое настоящее знание языка?.. Это когда ты не только знаешь слова, но и понимаешь, что стоит за словами. Со мной в институте учился один китаец. Русский он учил там, у себя, с китайским преподавателем. Тонкостей, естественно, не понимал. Как-то я ему назначил встречу у памятника Пушкину. Он мне потом рассказывал:

— Я стою-глязу, тоцно не знаю: это Пускина или не Пускина? Подхозу к одному, спрасиваю: «Это памятника Пускина?» Он мне говорит: «Ну?» Думаю, сто такое «ну»? Это ни да. ни нет. Наверное, невезливо спросил. Подхозу к другому: «Извините, это памятника Пускина?» Он говорит: «Ага!» Кто такой «ага»? Мы такого слова не проходили. Опять неправильно спросил. Надо «позалуста» сказать. Подхожу к симпатичной женщине: «Извините, позалуста, простите за беспокойство, «то памятника Пускина?»

— Да, — говорит, — это он. Александр Сергеевич.

— Спасибо больсое! Только объясните, поцему мне все отвечают по-разному? Один сказал «ну», другой — «ага». и только вы ответили «да».

Видите ли, мой друг, — отвечает она, — тут всё зависит от культуры. Если человек малокультурный, окончил четыре класса, он вам ответит «ну». Если у него уже семиклассное образование — он вам скажет «ага»…

Понимаю, понимаю! Значит, у вас образование высшее?

Она говорит:

— Ну…

Вот такая история, которая говорит не столько о языке, сколько о культуре моих соотечественников. Потому что, в конце концов, этот памятник оказался не Пушкину, а Тимирязеву.

Конечно, русский язык — понятие очень широкое. Ведь свой жаргон, свой особый язык всегда был у разных групп населения: у музыкантов, у военных, у молодежи, у блатных. Но всё же есть один язык, который близок и любим всеми, от простонародья до интеллигенции. Я имею в виду матерный.