Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский

— Обещают завезть, — сказала старушка, явно не расслышав его вопроса.

Малышко вошел во двор, направился к подъезду, но наметанный глаз заметил субъекта. В черном немодном пальто, ушанке, крепких ботинках. Нескладный, несегодняшний. Курил, сплевывал. Поглядывал по сторонам. Увидел Малышко — напрягся.

Малышко сразу подошел к нему:

— Здоров, — бодро сказал он. — А третий подъезд где?

В третьем жила Сьюз.

— А кто его знает? — сказал субъект.

— Не здешний? — спросил Малышко.

— Не. Из Торжка.

— Ну?

— Ага. Плотник. По приказу прибыл. Порядок наводить. А ты?

— Я? Из Мурманска. Моряк.

— Понятно. А в третьем чаго?

— Барышня.

— Ну, ну…

Субъект достал из внутреннего кармана фото, на котором Малышко узнал себя. Но при параде. В кителе и фуражке.

— Не знаком?

— Ну-ка? — Малышко взял фото.

— Нет.

— Он в первом живет.

Субъект поглядел на Малышко.

— Ну роста твово. И фигура. Только бинта нет. Не знаком? Жаль. Простыл весь, вторые сутки сижу.

— А чем он провинился?

— Знаю? Велено начальством. Понял?

— Понял.

— Слышь? А пузо у тебя чего?

— Что?

— Большое пузо. Ты в комиссию ходил? За справкой?

— Завтра пойду!

Малышко пошел к третьему подъезду. Поднялся. Нажал на звонок. Дверь открыла немолодая женщина. Долго смотрела в глазок. Наконец открыла.

Малышко слышал, что тот субъект идет за ним. Проверяет. Хороший чекист получится.

— О! — сказала женщина. — Хай! Я вас узнала.

Ей было лет сорок, говорила с акцентом. Малышко быстро захлопнул дверь, приложил палец к губам.

— Вам письмо. — прошептала женщина. — От Сьюз.

И протянула конверт.

Письмо было без обратного адреса. «Дорогой полковник, хай! Это письмо даст мой охранник, лейтенант. И у меня есть охранник. Жаль, не ты».

В дверях раздался звонок.

— Не открывайте!

Малышко выглянул в глазок. На лестничной площадке стоял тот тип, «хороший чекист». Малышко оценил обстановку. Уложить его здесь — значит подставить американку. Спрятаться — некуда. Один выход — балкон.

— Через минуту откроете, — шепнул он. — Вы меня не видели, никто не заходил.

Последний его прыжок без парашюта был с пятого этажа, в Каире. Здесь — четвертый, но прыгать не хотелось. Может, с балкона на балкон?

Малышко перегнулся вниз. Под ним был точно такой же балкон, уставленный бутылками. Чуть раскачавшись на руках, он прыгнул на свободное место. Попал. Есть еще порох в пороховнице! Осторожно заглянул в комнату: никого. Чуть приоткрыл дверь — тишина. Обыкновенная холостяцкая квартирка: на стульях — рубашки, пыль. На стенах — фотографии. Ба! Колобков. Колобков-подпольщик, Колобков-подводник. Малышко присел на диван, обдумал ситуацию. Можно выйти через дверь, но лучше переждать. Скоро вечер. А почему бы не принять душ? Перекусить? Выспаться? Выспаться для Малышки означало закрыть глаза и отключиться на несколько минут. Где бы он ни был — в машине, в самолете, он тут же засыпал.

В холодильнике ничего кроме скисшего молока и варенья не было, в прозрачном пакете еще просматривался обглоданный скелет воблы. Остатки растительного масла в пластиковой бутылке. Вот, пожалуй, и все. «Значит — душ!» — решил Малышко.

Когда он выходил из душа, послышались характерные звуки. Кто-то пытался открыть дверь, искал и не попадал ключом в замок. Малышко подхватил свои вещички и спрятался на балконе.

В комнату вошел Колобков. Сильно «навеселе».

Он напевал. В одной руке — бутылка «Бюфитра», в другой — рация. Плюхнулся на диван. Подумал. Подтянул к себе кнопочный телефон:

— Детка? Ты? И я — ничего. Какое такси? Я машину пришлю.

Другой рукой он поднес рацию:

— Прохор? Нет, деточка, не тебе. Не слышу! Нет, деточка, слышу… Я Прохора не слышу, дурак не отвечает. Прохор! На левую кнопку нажми! Вот теперь слышу. Сейчас поедешь. Деточка, говори адрес. Не тебе, Прохор. Ну говори… Не тебе, Прохор! Говори, детка… Заткнись, Прохор! Так. Земляной вал… Прохор, запиши! Знаешь, где Земляной вал? Рядом с Курским. Вокзал Курский знаешь? А ты с какого приехал? Ладно, записывай. Что? И писать не уме ешь. Деточка, я сам за тобой приеду. Шофера мне дали. Только из леса.

Малышко нажал на рычаг, выключил рацию.

— Не время, Геннадий Пантелеевич. Обстоятельства не позволяют. Сделаем по-другому. Вместе выйдем, сядем в машину. Тип там один крутится, вы его отошьете. А дальше по ходу…

— Постойте, постойте, — сопротивлялся Колобков, — у меня выходной. Имею право?

— Имеете. Я дам отгул.

— Когда? Я сегодня хочу. С деточкой.

Пришлось чуть повернуть Колобкову руку, чтоб отозвалось в локтевом суставе.

— Хорошо, хорошо. Но завтра — отгул.

— Обещаю, — сказал Малышко.

Он быстро оделся, и они спустились к машине.

Письмо Сьюз

Дорогой полковник, хай!