Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Тетушка Саялы и теперь торопилась изо всех сил, но не надежда на этот раз подкрепляла ее, не было за плечами светлых крыльев, а шла она торопливо, угнетаемая чувством собственной оплошности, подгоняемая страхом, шла, спотыкаясь о камни, попадая в рытвины ногами, царапая их о придорожные колючки, шла, задыхаясь, держась за сердце, бешено бьющее в старую обвисшую грудь, нашла после долгих поисков тропинку, что была спрятана меж камней, огромных обломков Черной горы… Теперь отсюда рукой подать до фельдшерского пункта на обочине шоссе. И тут она услышала знакомый гул над головой. Подняла голову — и, ахнув, узнала вертолет — большую стрекозу, что видела на рассвете. Свались сейчас на тетушку Саялы столько же обломков Черной горы, сколько их похоронило под собой тропинку, она бы испугалась меньше, но вертолет… Что-то оборвалось внутри у старухи — ей даже показалось, что она услышала тихий, тоскующий, короткий звук: дзынь! — и упало… Она почему-то вдруг вспомнила о деньгах, вытащила их. Побежала вслед вертолету, зажав в кулаке пятьдесят рублей — три десятки, четыре пятерки. Она бежала, задыхаясь, жадно ловя ртом воздух. Вертолет неумолимо уменьшался, и тогда из сведенного судорогой рта старухи полетел в небо вслед вертолету вопль:

— Подожди, остановись, дохтур!.. Черкес из Жемчужного помирает! Помоги! Он тоже служил государству! Колхозы строил, бандитов ловил! Стой!.. Помоги!!!

И тут она, задыхаясь, упала на зеленую, остро пахнущую солнцем весеннюю травку. А вертолет растаял в далекой синеве, исчез… Потом тетушка Саялы услышала треск сверчков в траве и поняла, что вертолет давно улетел. Все. Нет его. Она села на траве, согнула дрожащие колени, обхватила их тонкими, почерневшими от старости и тяжелой работы руками, и тут вдруг в памяти отчетливо всплыла худая, обтянутая кожей, свисающая с кровати рука старика, а в своей руке она ощутила деньги, вспомнила — три десятки, четыре пятерки — и почувствовала на своих старых щеках непривычные, горячие и тихие слезы…

Максуд Ибрагимбеков (род.1935) УЮТНОЕ МЕСТО В СКВЕРЕ

— Убрать! — зычным голосом крикнул Агасаф-ага, усаживая в кресло очередного посетителя. Это был его постоянный клиент, добросовестно прождавший в очереди к своему мастеру добрых два часа. — Я тебя еще в прошлую пятницу ждал, — он со всеми своими постоянными клиентами разговаривал на ты, — думаю, что это его все нет…

— В Кировабад ездил, в командировку…

— В Кировабаде хаш хороший подают, настоящий, — сказал Агасаф-ага мечтательным голосом, — он желтый, жирный, прозрачный, и кусочки желудка они в него кладут. В Азербайджане теперь только в Кировабаде и умеют хаш готовить… Не больно?.. В Баку вообще ничего хорошего не съешь. Недавно пошел хаш кушать в хинкальную около вокзала. Принесли, я заведующему говорю: «Слушай, как тебе не стыдно, это разве хаш?» Плюнул и ушел.

— Хаш надо дома готовить, — сказал клиент.

— У жены от запаха чеснока голова потом болит, — с сожалением признался Агасаф-ага. — Она нервная… Голову мыть будем?

Агасаф-ага сунул голову клиента под душ. Предварительно он взболтал во флаконе шампунь и, вылив немного душистой жидкости себе на ладонь, с наслаждением понюхал ее. Капроновая щетка описывала круг за кругом в мыльной пене на голове, парикмахер несколько раз намылил густые волосы; мыл он головы клиентам всегда очень тщательно и сам же покряхтывал в это время от удовольствия.

— Компресс! Прибор! — крикнул Агасаф-ага и, подоткнув свежую салфетку за воротник клиента, наклонился к его лицу. — Ай-яй-яй! — сказал Агасаф-ага. — Ты что же это такое раздражение себе устроил? У тебя кожа хорошая. Такая кожа одна на десять тысяч бывает, а ты ее портишь. Наверное, опять электробритвой бреешься? Я так и подумал. От электробритвы добра не жди. Это сейчас на них мода, а посмотришь через два-три года — все опять начнут бриться старым способом… Не больно? Я знаю, что не больно, на всякий случай спрашиваю. Вчера газету читал… Снова о Кеннеди пишут, столько времени прошло, а все пишут. Ты не знаешь, эти журналисты каждый раз за это деньги получают? А? Вот-вот. Пиши не пиши, а я точно знаю, кто его убил… Вот как, по-твоему, его Джонсон убил?

— Я бы сказал, — ответил, осторожно шевеля намыленными губами, клиент, — но боюсь, его посадят…