Антология современной словацкой драматургии

ПАВЕЛ (агрессивно). И так хуже некуда. Еще когда я на свет родился, хуже некуда было. Я просил кого о такой жизни? Я, что ли, заказал крушение поезда, чтобы остаться без родителей? Приюты, детские дома… А теперь… теперь этот музей на мою голову! (С отчаянием оглядывается вокруг.) Нечего сказать, счастье — быть внуком отставного лифтера!

АБЕЛЬ (неожиданно быстрым движением хватает маленькую вазочку, швыряет ее в Павла). Вон!

ПАВЕЛ подбирает осколки.

(В изнеможении садится.) Да, я школу не кончил… Но зато в шестом классе у меня были одни пятерки. (Хромая, идет к буфету, достает из маленькой деревянной коробочки школьный табель и сует его в лицо Павлу, продолжающему, стоя на коленях, подбирать осколки.) На! Сам проверь!

ПАВЕЛ (примирительно). Ладно, ладно, знаю.

АБЕЛЬ. А когда ты учился на одни пятерки, ну скажи, когда?

ПАВЕЛ (неохотно). Никогда!

АБЕЛЬ. А я ведь сам пробивался. Эх, если б у меня тогда был дед, хоть какой-нибудь, хоть лифтер на пенсии… Только никого у меня не было. Понял? Никого!

ПАВЕЛ. Ну, хватит, дед, не сердись. Извини, пожалуйста. Может, валидольчика принести?

АБЕЛЬ. Он на кухне.

ПАВЕЛ идет на кухню.

(Складывает школьный табель, прячет его в буфет. Про себя.) Твоя правда. Я кланялся. Столько кланялся, что некоторых гостей и в лицо-то почти не помнил, только по ботинкам и узнавал, по ботинкам даже лучше, чем в лицо, а ты мне еще чемоданы припомнить забыл. Я их столько за всю жизнь перетаскал, что хватило бы нагрузить товарный поезд. Теперь что! Чемоданишки! А раньше, бывало, дама, и чемодан при ней — контейнер, страшилище. Налегке-то не ездили, как теперь. Стоит, бывало, такой чемоданище, чудо-юдо, и как к нему подступиться, не знаешь. Несешь — руки отрываются. А душа рада: чем он тяжелее, тем чаевые больше… И радовался же я этим чаевым! Я на них покупал одному чумазому мальчугану игрушки и конфеты, посылал ему все в детский дом.

Пауза. ПАВЕЛ возвращается с лекарством и стаканом воды.

ПАВЕЛ. Возьми, дед. Сбегаю в магазинчик за чаем?

АБЕЛЬ молчит.

Что же у вас сегодня к чаю? Какая программа?

АБЕЛЬ. Не знаю.

ПАВЕЛ. А я когда-нибудь дождусь приглашения?

АБЕЛЬ. Поживем — увидим.

Звонок в прихожей. Появляется пани КОНТИ, причудливо одетая старая дама. На голове шляпа, фасон которой, пожалуй, слишком смел для женщины ее возраста. Вокруг шеи у нее болтается нечто элегантное, но облезлое, напоминающее мех куницы. Обращают на себя внимание тщательно имитированные мордочки; пасти открыты, зубы оскалены, стеклянные глаза блестят. В руках у дамы закрытый зонтик от солнца с длинной ручкой.

КОНТИ. Добрый день!

Сразу же вслед за ней входит ХМЕЛИК, старик с большим чемоданом в руках. Ставит чемодан, вытирает лоб.

ХМЕЛИК. Добрый день!

АБЕЛЬ. Здравствуйте, милости просим. Проходите, пожалуйста.

ХМЕЛИК вопрошающе смотрит на КОНТИ. КОНТИ показывает зонтиком на буфет.

ХМЕЛИК. Сию минуточку! (Ставит чемодан около буфета.)

КОНТИ. Не туда. Правее, чтобы не мешал. (Абелю.) Я немного опоздала. Не удалось освободиться пораньше. Звонила сыну и задержалась на почте. Просто ужас! Приходится целую вечность ждать, пока соединят!

ПАВЕЛ с любопытством разглядывает КОНТИ, зашнуровывая в то же время ботинки.

АБЕЛЬ (любезно). Что слышно нового? Как поживает пан сынок?

КОНТИ. Когда я звонила, он как раз оперировал. Целый час пришлось ждать.

АБЕЛЬ (сочувственно). Наверное, вам это стоило кучу денег: международный разговор.

КОНТИ (в явном смятении). Да… Конечно… (Смотрит на Хмелика, как бы ожидая от него помощи.) Это… конечно…

ХМЕЛИК (спасая положение). Пани Конти не ждала на проводе. Она позвонила еще раз после операции.