То ли из-за атмосферы, то ли потому, что Фонтей точно знал, как вызвать собеседника на откровенность, Антоний рассказал ему обо всех своих страхах, ужасах, дилеммах, беспокойствах, но как-то сбивчиво и без всякой логики.
– Где мое место? – спросил он у Фонтея. – Чего я хочу? Я истинный римлянин. Или что-то случилось, и мой патриотизм поубавился? Я знал все, как мои пять пальцев, у меня была большая власть. И все же, все же у меня нет места, которое я мог бы назвать своим. Или «место» неправильное слово? Не знаю!
– Может быть, под словом «место» ты имел в виду предназначение, – сказал Фонтей, осторожно нащупывая нить разговора. – Ты любишь кутить, быть с мужчинами, которых ты считаешь своими друзьями, и с женщинами, которых ты желаешь. Лицо, которое ты показываешь миру, дерзкое, самоуверенное, спокойное. Но за этой внешностью я вижу большие сложности. Одна из них привела тебя к косвенному участию в убийстве Цезаря – нет, не отрицай! Я тебя не виню, я виню Цезаря. Он тоже тебя убил, сделав Октавиана своим наследником. Я могу лишь вообразить, как глубоко это задело тебя! Ты потратил свою жизнь, служа Цезарю, а человек твоего темперамента не мог понять, почему Цезарю не нравились иные из твоих действий. А потом он оставил завещание, в котором даже имени твоего не упомянул. Жестокий удар по твоему
– Да, я понимаю, – медленно проговорил Антоний, сжав кулаки. – Старик плюнул в меня.
– Ты от природы не мыслитель, Антоний. Ты любишь иметь дело с конкретными фактами, и у тебя привычка Александра Великого разрубать узлы мечом. У тебя нет способности Октавиана влезать в душу и нашептывать народу ложь как истину таким образом, чтобы все поверили. Источник твоей дилеммы – пятно на твоей репутации, которое поставил Цезарь. Почему, например, ты выбрал Восток как твою часть триумвирата? Ты, вероятно, считаешь, что сделал это из-за богатств и войн, которые можешь вести там. Но я так не думаю. Не поэтому. Я думаю, это был благовидный предлог не оставаться в Риме и Италии, где тебе нужно было бы показываться перед народом, который знает, что Цезарь презирал тебя. Покопайся в себе поглубже, Антоний. Найди свою рану, пойми, где она!
– Удача! – выпалил Антоний, изумив этим Фонтея, и повторил громче: – Удача! Удача Цезаря превратилась в поговорку, она была частью его легенды. Но когда он вычеркнул меня из завещания, он передал свою удачу Октавиану. Как иначе удалось бы выжить маленькому червяку? С ним удача Цезаря, вот как! А я свою удачу потерял. Потерял! И в этом вся беда, Фонтей. Что бы я ни делал – нет удачи. Как с этим быть? Я ничего не могу поделать.
– Но ты можешь, Антоний! – воскликнул Фонтей, оправившись от этого необычного откровения. – Если в этом причина твоей меланхолии, тогда поймай свою удачу на Востоке! Эта задача тебе по плечу. Восстанови свою репутацию у всадников, сделав Восток идеальным местом для предпринимательства! И возьми себе советника, кого-нибудь с Востока, кто лучше тебя знает все об этих краях. – Он помолчал, подумав о Пифодоре из Тралл, связанном с Антонием через брак. – Советника с властью, влиянием, богатством. Триумвиром тебе быть еще пять лет благодаря заключенному в Таренте договору. Используй их! Создай для себя бездонный колодец удачи!
Антоний повеселел. Прочь уныние! Внезапно он ясно увидел, как вернуть свою удачу.
– Ты готов предпринять для меня продолжительное путешествие по зимнему морю? – спросил он Фонтея.
– Все, что угодно, Антоний. Меня действительно беспокоит твое будущее, идущее вразрез с Римом Октавиана. Это еще один фактор, вызвавший твою меланхолию: Рим Октавиана чужд римлянам, которые ценят Рим таким, каким он был раньше. Цезарь начал отбирать права и прерогативы первого класса, и Октавиан намерен продолжить это. Я думаю, что, обретя удачу, ты должен будешь поставить своей целью возвращение прежнего Рима. – Фонтей поднял голову, прислушался к звукам ветра и дождя, улыбнулся. – Шторм стихает. Куда ты хочешь, чтобы я отправился?
Это был риторический вопрос: он знал, это Траллы и Пифодор.
– В Египет. Я хочу, чтобы ты увидел Клеопатру и убедил ее присоединиться ко мне в Антиохии еще до конца зимы. Ты сделаешь это?
– С удовольствием, Антоний, – ответил Фонтей, скрывая смятение. – Если здесь, на Коркире, есть корабль, способный пересечь Ливийский океан, я отправлюсь сейчас же. – И печально добавил: – Однако кошелек мой набит не туго. Мне нужны деньги.