Антоний и Клеопатра

«Думай, Антоний. Думай! Из тысячи сенаторов семьсот на твоей стороне. Ты можешь объединить выборщиков в высших классах и контролировать законы, выборы. Но почему-то тебе никогда не удается добраться до Цезаря Октавиана. Это потому, что он здесь, в Риме, а тебя здесь нет. Даже в это долгое лето, пока ты находишься здесь, ты не можешь использовать свои войска и покончить с ним. Сенаторы ждут, чтобы узнать, сколько им достанется из сундуков Секста Помпея, – то есть те, кто на лето не улизнул из вонючего, задыхающегося от жары Рима на свои виллы на побережье. И народ не видит тебя. Теперь, когда ты вернулся, тебя больше не узнают с первого взгляда, хотя прошло всего два года. Они могут ненавидеть Октавиана, но эта ненависть перемешана с любовью. Октавиан – тот человек, которого люди вынуждены и любить, и ненавидеть. А во мне сейчас никто не видит спасителя Рима. Они слишком долго ждали, когда же я покажусь. Пять лет прошло после Филипп, а я еще не сделал того, что обещал сделать на Востоке. Сословие всадников ненавидит меня больше, чем Октавиана, – он должен им миллионы миллионов, что делает его обязанным им. Я им ничего не должен, но мне не удалось сделать Восток безопасным для коммерции, и этого они не могут простить.

Месяц Юлия пришел и ушел. Секстилий быстро исчезает куда-то, а куда – непонятно. Почему время так быстро летит? На будущий год… это должен быть будущий год! Если этого не произойдет, я буду никем, первым с конца. А это маленькое говно победит».

В комнату, неуверенно улыбаясь, вошла Октавия. Антоний кивком головы подозвал ее.

– Не бойся, я не съем тебя, – низким голосом сказал он.

– Я так и не думала, мой дорогой. Я только хотела узнать, когда мы поедем в Афины.

– В сентябрьские календы. – Он прокашлялся. – Я возьму тебя с собой, но без детей. К концу года я буду в Антиохии, а ты останешься в Афинах. Детям лучше быть в Риме под защитой твоего брата.

Она погрустнела, на глазах выступили слезы.

– Это будет тяжело! – сказала она дрожащим голосом. – Я им нужна.

– Если хочешь, можешь остаться здесь, – огрызнулся он.

– Нет, Антоний, я не могу. Мое место рядом с тобой, даже если ты редко будешь приезжать в Афины.

– Как хочешь.

14

В жизни Антония появился новый Квинт Деллий, высокий элегантный сенатор из очень древнего рода, который почти сто лет назад дал жрицу богине Весте. Фонтеи Капитоны были римскими аристократами из плебеев. Его звали Гай Фонтей Капитон, он был красив, как Меммий, и образован, как Муций Сцевола. Фонтей не был подхалимом. Ему просто нравилось быть с Антонием, он был очень хорошего мнения о нем и, как верный клиент, был рад оказать ему услугу.

Когда Антоний покинул Рим и Италию в сентябре, отплыв вместе с Октавией на флагмане из Тарента, он взял с собой Фонтея. К ста двадцати кораблям его флота были добавлены еще двадцать квинквирем, которые Октавия подарила своему брату из ее личного состояния. Все сто сорок кораблей стояли на якоре в Таренте. Строились навесы, чтобы суда можно было вытащить на берег до наступления зимы.

Для экваториальных штормов было еще рановато, но Антоний торопился, надеясь на попутный ветер во время всего плавания вокруг мыса Тенар на южной оконечности Пелопоннеса, а потом до Афин, чтобы встать на якорь в Пирее.

Но на третий день плавания случился ужасный шторм, заставивший их искать укрытия на Коркире, красивом острове недалеко от греческого Пелопоннеса. Качка плохо отразилась на состоянии Октавии, которая была уже на седьмом месяце, поэтому она обрадовалась возможности ступить на твердую землю.

– Я не хочу, чтобы ты опоздал, – сказала она Антонию, – но признаюсь, я надеюсь, что мы пробудем здесь несколько дней. Мой ребенок должен стать солдатом, а не моряком.

Он не улыбнулся ее маленькой шутке, ему не терпелось снова отправиться в путь, его не трогали ни страдания жены, ни ее любезные попытки не досаждать ему.

– Как только капитан скажет, что мы можем отправляться, мы снова тронемся в путь, – резко произнес он.

– Конечно. Я буду готова.

В тот вечер она не стала обедать, сославшись на боль в желудке, еще не прошедшую после качки, а Антоний устал от всех, кто добивался его внимания, заставляя демонстрировать дружелюбие, которого он не чувствовал. Фактически единственным человеком, который ему нравился, был Фонтей. И он попросил Фонтея составить ему компанию. Обедали они вдвоем.

Проницательный, как прирожденный дипломат, и тепло относившийся к Антонию, Фонтей с благодарностью принял приглашение. Он давно догадался, что Антоний несчастлив, и, может быть, сегодня ему представится случай осмотреть рану, выяснить, сумеет ли он найти отравленный дротик.

Это был идеальный вечер для откровенного разговора. Пламя лампы трепетало при порывах ветра, завывавшего за окном. Дождь барабанил по ставням, небольшая речушка булькала, сбегая с холма. Угли раскалились докрасна в нескольких жаровнях, прогоняя холод из комнаты; слуги двигались, как лемуры, выходя из тени и снова скрываясь в тени.