– Ты знаешь, что сделал этот
– Пойдем встретимся с ним, – успокоил его Октавиан. – Обсудим разногласия и выслушаем извинения. Хорошо?
– Меня удовлетворит только его голова, – пробормотал Агриппа.
Лепид был непримирим. Он принял Октавиана и Агриппу в палудаменте и в золотых доспехах. На его кирасе был изображен Эмилий Павел на поле сражения у Пидны – знаменитая победа. В пятьдесят пять лет немолодой Лепид остро чувствовал, что его уже затмевает молодежь. Сейчас или никогда. Время попытаться прийти к власти, которая всегда ускользала от него. Его ранг был равен рангу Антония и Октавиана, но никто не принимал его всерьез, и это должно измениться. Все «легионы» Секста он присоединил к своей армии, так что в Мессане у него было двадцать два легиона без четырех, стоявших у Агригента, и легионов, которые он оставил для поддержания порядка в провинции Африка. Да, время действовать!
– Что ты хочешь, Октавиан? – надменно спросил он.
– То, что полагается мне, – спокойно ответил Октавиан.
– Тебе ничего не полагается. Я побил Секста Помпея, а не ты и не твои низкорожденные приспешники.
– Как странно, Лепид. А почему же я думал, что Секста Помпея побил Марк Агриппа? Он выиграл морское сражение, в котором ты не участвовал.
– Ты можешь получить море, Октавиан, но не этот остров, – вставая, сказал Лепид. – Как триумвир, имеющий равные права с тобой, я объявляю, что отныне Сицилия является частью Африки и я буду управлять ею из Африки. Согласно заключенному в Таренте договору, Африка – моя еще на пять лет. Только, – продолжил Лепид, ухмыляясь, – пяти лет недостаточно. Я беру Африку, включая Сицилию, навсегда.
– Сенат и народ отнимут у тебя и то и другое, если ты не будешь осторожен, Лепид.
– Тогда пусть сенат и народ идут на меня войной! У меня тридцать легионов. Я приказываю тебе и твоим подчиненным, Октавиан, убираться в Италию! Немедленно покиньте мой остров!
– Это твое последнее слово? – спросил Октавиан, стиснув руку Агриппы, чтобы тот не выхватил меч.
– Да.
– Ты действительно готов к еще одной гражданской войне?
– Да.
– Думаешь, Марк Антоний поддержит тебя, когда вернется из Парфянского царства? Но он не поддержит, Лепид. Поверь мне, он не поддержит.
– Мне все равно, поддержит он меня или нет. А теперь уходи, пока ты еще жив, Октавиан.
– Уже несколько лет я – Цезарь, а ты по-прежнему только Лепид Недостойный.
Октавиан повернулся и вышел из лучшего особняка Мессаны, не отпуская руки Агриппы.
– Цезарь, как он смеет! Не говори мне, что мы должны сражаться с ним! – крикнул Агриппа, освобождаясь наконец от хватки друга.
На губах Октавиана заиграла самая обворожительная улыбка, он посмотрел на Агриппу сияющими, невинными, подкупающе юными глазами.
– Дорогой Агриппа! Я обещаю, что мы не будем с ним сражаться.
Больше этого Агриппа не смог узнать. Октавиан просто сказал, что гражданской войны не будет, даже ничтожно малой стычки, поединка, учений.
На следующее утро на рассвете Октавиан исчез. К тому времени, как Агриппа нашел его, все уже было кончено. Одетый в тогу, он явился в огромный лагерь Лепида и прошелся среди тысяч солдат, улыбаясь им, поздравляя их, завоевывая их. Они клялись страшными клятвами Теллус, Индигету и Либеру, что Цезарь их единственный командир, их любимый золотоволосый талисман, божественный сын.
Восемь легионов Секста Помпея, состоявших из всякого сброда, были в тот же день распущены и отосланы под усиленной охраной, покорные своей судьбе. Лепид обещал им свободу, а поскольку они плохо знали Октавиана, они, конечно, ожидали того же и от него.
– Твоя карьера закончилась, Лепид, – сказал Октавиан, когда пораженный Лепид ворвался в его палатку. – Поскольку по крови ты связан с моим божественным отцом, я сохраню тебе жизнь и не подвергну суду в сенате за измену. Но я добьюсь, чтобы сенат лишил тебя звания триумвира и отобрал все твои провинции. Ты навсегда станешь частным лицом, даже не будешь иметь права выдвигать свою кандидатуру на должность цензора. Но ты можешь остаться великим понтификом, потому что эта должность пожизненная, и ты им останешься, пока ты жив. Я требую, чтобы ты плыл со мной на моем корабле, но ты сойдешь в Цирцеях, где у тебя есть вилла. Ты ни под каким видом не появишься в Риме, и ты не сможешь жить в Государственном доме.
Лепид слушал с вытянутым лицом, судорожно сглатывая. Не найдя что сказать в ответ, он рухнул в кресло и закрыл лицо складкой тоги.
Октавиан сдержал слово. Хотя сенат был полон сторонников Антония, он единогласно утвердил декреты о Лепиде. Лепиду было запрещено появляться в Риме, он был лишен должностей, наград и провинций.