Что касается его агентов, это были люди, непригодные ни для какой другой работы, болтливые бездельники, которым нравилось получать небольшое жалованье за то, что они шатаются по рыночной площади и говорят, говорят, говорят. Когда кто-нибудь сообщал своему хозяину ценную информацию по длинной, тщательно выстроенной цепочке, он получал несколько денариев как награду, но только если сведения точны. Октавиан имел агентов и в легионах, но им платили только за информацию. Жалованье им платил Рим.
К тому времени, как собрание закончилось, легионы знали, что демобилизованы будут только ветераны Мутины и Филипп, что в следующем году предстоят сражения в Иллирии и что мятежей больше не потерпят ни под каким предлогом, и меньше всего из-за премий. Малейший намек на мятеж – и будет порка, и полетят головы.
Агриппа наконец отметил свой триумф за победы в Дальней Галлии. Кальвин, завоевавший в Испании трофеи и грозную репутацию за суровое обращение с мятежными солдатами, отделал дорогим мрамором потрескавшиеся стены небольшой Регии, самого древнего храма в Риме, и украсил ее снаружи статуями. Статилий Тавр стал наместником провинции Африка, оставив себе только два легиона. Зерно поступало как и полагалось, и по старой цене. Счастливый Октавиан приказал снести укрепления вокруг дома Ливии Друзиллы. Он построил для германцев удобные бараки на конце Палатина, на углу, где улица Триумфаторов выходит к Большому цирку, и сделал их телохранителями. Хотя впереди него всегда шли двенадцать ликторов, как велел обычай, он и его ликторы шагали в окружении вооруженных германцев. Новое явление в Риме, не привыкшем видеть вооруженные войска внутри священных границ города, за исключением крайних случаев.
Легионы принадлежали Риму, но германцы принадлежали Октавиану, и только ему. Их было шестьсот человек,
Никто уже не свистел, не шикал, не плевал Октавиану вслед, когда он шел по городским улицам или появлялся на Римском форуме. Он спас Рим и Италию от голодной смерти без помощи Марка Антония, чей флот, полученный взаймы, даже не упоминался. Работа по налаживанию управления Италией была поручена Сабину, и он с удовольствием взялся за ее выполнение. Он ратифицировал документы на землю, производил оценку общественных земель в разных городах и муниципиях, занимался переписью ветеранов, крестьян, выращивающих пшеницу, всех, кого Октавиан считал ценными или заслуживающими внимания. Он следил за ремонтом дорог, мостов, общественных зданий, гаваней, храмов и зернохранилищ. Сабину предоставили также команду преторов для выслушивания многочисленных жалоб: римляне всех классов имели право на судебное разбирательство.
Через двадцать дней после сражения у Навлоха Октавиану исполнилось двадцать семь лет. Целых девять лет он был в центре римской политики и войны. Даже дольше, чем Цезарь или Сулла, которые отсутствовали в Риме по нескольку лет. Октавиан стал неотъемлемой частью Рима. Это было заметно во многом, но особенно в том, как он держал себя. Хрупкий, невысокий, одетый в тогу, он двигался с грацией и достоинством, окруженный удивительной аурой силы – силы человека, который выжил вопреки всему и теперь торжествует. Народ Рима, от первого класса до неимущих, привык видеть его на улицах. Как и Юлий Цезарь, он не гнушался поговорить с любым. И это несмотря на германскую охрану, которая знала, что не надо препятствовать, когда он проходил сквозь их ряды, чтобы пообщаться с человеком. Они научились скрывать свое беспокойство, обмениваясь замечаниями на ломаной латыни с теми в толпе, кто не осмеливался подойти к великому Цезарю.
К Новому году, когда этот счастливчик из рода Помпеев, тоже Секст Помпей, стал консулом в паре с Луцием Корнифицием, в Рим начали поступать известия о больших победах на Востоке, распространяемые агентами Антония по наущению Попликолы. Антоний победил парфян, завоевал обширные территории для Рима, собрал несметные сокровища. Его сторонники ликовали, его враги были смущены. Октавиан, не веривший в это, послал на Восток специальных агентов, чтобы узнать, правдивы ли слухи.