Антоний и Клеопатра

– Пожалуйста, Цезарь! – взмолился Меценат.

– Это пришло мне в голову внезапно, когда я говорил в сенате. Вся моя речь была экспромтом на заданную тему. Конечно, я знал Марка Антония всю мою жизнь, и одно время он даже нравился мне. Он был моей противоположностью – большой, сильный, дружелюбный. Такой человек, каким мое здоровье не позволяло мне стать. Но потом, по-видимому одновременно с моим божественным отцом, я разочаровался в нем. Особенно после того, как Антоний изрубил восемьсот граждан на Римском форуме и подкупил легионы моего божественного отца. Жестокое разочарование! Он не мог быть наследником. К великому сожалению, он нисколько не сомневался, что будет наследником, поэтому выбор Цезаря стал для него тяжелым ударом. Он поставил себе цель покончить со мной. Но все это вам известно, поэтому я перейду к нашим дням.

Он осторожно взял оливку, кинул ее в рот, пожевал и проглотил. Остальные смотрели на него, затаив дыхание.

– В одном месте речи я сравнил Антония с маленьким мальчиком, зовущим свою маму: «Я хочу маму!» И вдруг передо мной встало видение будущего, но смутно, как сквозь тонкую янтарную пластинку. Это будущее зависит от двух вещей. Во-первых, карьера Антония – одни разочарования, от уплывшего наследства до парфянской экспедиции. А он не может перенести разочарование, оно подрывает его влияние, лишает его способности ясно мыслить, портит характер, заставляет целиком полагаться на своих приближенных и приводит к длительным запоям.

Октавиан выпрямился на ложе, подняв маленькую некрасивую руку:

– Во-вторых, египетская царица Клеопатра. Все, от его судьбы до моей, вертится вокруг нее. Если он представляет ее в роли своей матери, он будет исполнять каждый ее каприз, приказ, просьбу. Это у него в природе. Может быть, потому, что его настоящая мать – еще одно разочарование. Клеопатра – царственная особа, она рождена повелевать. С момента смерти божественного Юлия она лишена совета или помощи. И она уже немного знакома с Антонием – он провел зиму в Александрии, в результате чего она родила мальчика и девочку. В последнюю зиму она была с ним в Антиохии и родила ему еще мальчика. При обычных обстоятельствах я бы просто занес ее в список многих царственных особ, которых соблазнил Антоний. Но его поведение в Левке Коме предполагает, что он относится к ней как к маме, без которой не может обойтись.

– А что именно ты увидел смутно, как сквозь янтарь? – с горящими глазами спросила Ливия Друзилла.

– Договор между Антонием и Клеопатрой, неримлянкой, которая не удовлетворится ничтожными подарками Антония, такими как Кипр, Финикия, Филистия, Киликия Трахея и доходы от бальзама и асфальта. Правда, он исключил сирийский Тир и Сидон, а также киликийскую Селевкию – важные источники реальных денег. Через месяц я вернусь в сенат, чтобы обжаловать эти подарки царице зверей. Вы не считаете, что это имя ей подходит? Отныне я буду соединять ее имя с именем Антония. Буду твердить о том, что она иностранка, что она сделала своим рабом бога Юлия. Буду говорить о ее больших амбициях. О ее планах захвата Рима через своего старшего сына, которого она называет сыном Цезаря, хотя весь мир знает, что он низкорожденный, ребенок от египетского раба, которого она использовала, чтобы удовлетворить свои ненасытные сексуальные аппетиты. Тьфу!

– О Юпитер, Цезарь, это гениально! – воскликнул Меценат, радостно потирая руки. Потом нахмурился. – Но зайдет ли все так далеко? Я не представляю, чтобы Антоний отказался от гражданства или чтобы Клеопатра принуждала его к этому. Он полезен ей как триумвир.

– Я не знаю ответа, Меценат. Будущее слишком смутно. Однако он может не отказываться от гражданства. Нам только нужно представить все так, чтобы казалось, что он это сделал.

Октавиан спустил ноги с ложа, хлопнул в ладони, подзывая слугу, и подождал, когда тот зашнурует его сандалии.

– Мои люди начнут говорить об этом, – сказал он, протянув руку Ливии Друзилле. – Пойдем, моя дорогая. Посмотрим на новых рыб.

– О, Цезарь, это же чистое золото! – воскликнула она с благоговейным трепетом. – Без единого изъяна!

– Женская особь, и уже с икрой. – Октавиан сжал ее пальцы. – Как мы ее назовем? Что ты предлагаешь?

– Клеопатра. А вон там, этот огромный экземпляр, – Антоний.

Мимо них проплыл карп поменьше, бархатно-черный, похожий на акулу.

– Это Цезарион, – указал на него Октавиан. – Видишь? Он почти незаметен, пока еще ребенок, но опасный.

– А вон тот, – подхватила Ливия Друзилла, показывая на бледно-золотую рыбу, – император Цезарь, божественный сын. Самый красивый из всех.

18