После этой спокойной, ровной речи наступила тишина. Каэм, Сосиген и Аполлодор внимательно разглядывали поверхность стола, а Клеопатра смотрела на его дальний конец, где сидел ее мятежный сын. Это она виновата. Она возвысила его, короновала как фараона Египта и царя Александрии. Теперь она не знала, что делать, и сомневалась, что у нее есть достаточно влияния на этого незнакомца, чтобы сохранить за собой статус старшего партнера. «Ох, только бы это не стало началом войны между правящими Птолемеями! – подумала она. – Только бы это не стало войной Птолемея Фискона против Клеопатры-матери. Но я не вижу в нем задатков продажности, жадности, жестокости. Он – Цезарь, а не Птолемей! Это значит, он не подчинится мне, он считает себя умнее меня, несмотря на мой возраст и опыт. Я должна уступить. Я должна согласиться».
– Я поняла тебя, фараон, – бесстрастно сказала она. – Я буду сидеть на этом конце стола, а ты – на том.
Бессознательно она потерла шею, где, как обнаружилось во время купания, появилась опухоль.
– Ты хочешь обсудить государственные дела за тот период, пока меня не было?
– Нет, все шло гладко. Я вершил суд, и мне даже не пришлось обращаться к прежним процессам, никто не оспаривал моих вердиктов. Казна Египта и казна Александрии в полном порядке. Я поручил магистратам Александрии выполнить необходимый ремонт городских зданий и разных храмов с прилегающими территориями по берегам Нила в соответствии с петициями. – Лицо его оживилось. – Если у тебя нет вопросов и ты не слышала жалоб по поводу моего поведения, можно познакомить тебя с моими планами на будущее для Египта и Александрии?
– До сих пор я не слышала никаких жалоб, – осторожно сказала Клеопатра. – Ты можешь продолжать, Птолемей Цезарь.
Он разложил свои свитки на столе и начал говорить, не заглядывая в них. В комнате было сумрачно, потому что день близился к концу, но последние лучи солнца еще танцевали с пылинками в такт покачиванию пальмовых листьев снаружи. Один неподвижный луч вдруг высветил диск Амона-Ра на стене за головой Цезариона. Каэм, впав в пророческий транс, издал гортанный звук и положил дрожащие руки на стол. Возможно, это гаснущий дневной свет был виноват в том, что кожа его показалась серой. Клеопатра была уверена, что, какое бы видение ни посетило его, она этого не узнает. А это означало, что видение было плохое.
– Сначала я буду говорить об Александрии, – живо начал Цезарион. – Нужно внести изменения, и немедленно. В будущем мы используем римскую практику раздачи бесплатного зерна бедным. Конечно, доходы будут проверяться. Далее о зерне. Цена зерна не должна меняться, в зависимости от его реальной стоимости, когда оно закупается в других местах в неурожайные годы. Дополнительные расходы будут компенсироваться из общественных денег Александрии. Но этот закон применим только к медимну зерна, то есть тому количеству, которое потребляет небольшая семья в течение одного месяца. Любой александриец, покупающий больше одного медимна в месяц, должен будет платить по рыночной цене.
Цезарион умолк, вскинув голову, с вызовом в глазах, но все молчали. Он снова заговорил:
– Те жители Александрии, кто в данный момент не имеет гражданства, получат его. Это относится ко всем свободным людям, включая вольноотпущенников. Будут составлены списки граждан, будут талоны на зерно – на бесплатное зерно или на месячный медимн по фиксированной цене. Все городские магистраты – от истолкователя и ниже – будут выбираться, и только на один год. Любой гражданин, будь он македонец, грек, еврей, метик или наполовину египтянин, будет иметь право выдвигать свою кандидатуру, и будут изданы законы, предусматривающие наказания за подкуп избирателей, а также за взятки должностным лицам.
Еще одна пауза, и опять молчание. Цезарион принял это как знак, что возражения будут жесткими.
– Наконец, – произнес он, – на каждом главном перекрестке я построю мраморный фонтан. Он будет иметь несколько струй для набора воды и просторный бассейн для стирки белья. Для тех, кто хочет помыться, я построю общественные бани в каждом районе города, кроме Беты, где в Царском квартале уже имеется все необходимое.
Время из мужчины снова превратиться в мальчика. Горящими глазами он оглядел сидящих за столом.
– Вот! – воскликнул он и засмеялся. – Разве все это не замечательно?
– Действительно замечательно, – сказала Клеопатра, – но только невозможно.
– Почему?
– Потому что Александрия не может позволить себе твою программу.
– С каких это пор демократическая форма правления стоит дороже, чем кучка пожизненных магистратов-македонцев, которые слишком заняты обустройством своих гнезд, чтобы тратить городские деньги на то, на что те должны быть потрачены? Почему общественный доход должен идти на их роскошную жизнь? И почему юношу надо кастрировать, чтобы он получил высокую должность у царя или царицы? Почему женщины не могут охранять наших царевен-девственниц? Евнухи сегодня, в наш век? Это отвратительно!
– Неоспоримо, – промолвил Каэм, заметив выражение ужаса на лице Аполлодора, который был евнухом.