Антоний и Клеопатра

– Нет, если они будут отравлены, – резко ответил он. – Я заставлю твоих служанок попробовать их по моему выбору. Малейший намек, что ты умерла от яда, – и меня обвинят. И не строй никаких грандиозных планов! Если ты попытаешься представить все так, будто я тебя убил, я задушу всех троих твоих оставшихся детей. Я говорю серьезно! Раз уж меня будут винить в твоей смерти, какая разница, если я прикончу и твоих отпрысков? – Он о чем-то подумал и добавил: – Они не очень-то приятные дети.

– Никакого яда, – заверила его Клеопатра. – Я придумала такой способ умереть, что тебя никто не обвинит в моей смерти. Мир поймет, что этот способ я выбрала сама, добровольно. Я умру как фараон Египта, как подобает фараону, и моя смерть будет достойной.

– Тогда ты можешь послать за фруктами.

– Еще одно.

– Да?

– Я съем фрукты в гробнице. После моей смерти ты сможешь проверить, от чего я умерла. Но я требую, чтобы ты позволил бальзамировщикам закончить свою работу с Антонием и со мной. Потом пусть гробницу запечатают. Если тебя не будет в Египте, это должен сделать твой заместитель.

– Как ты пожелаешь.

Она смотрела только на бюст Цезариона. Слез больше не было. Время слез прошло. «Мой красивый, красивый мальчик! До какой же степени ты был сыном своего отца, но как недолго! Ты так умно меня обманул, что я ничего не заподозрила. Верить Октавиану? Ты был слишком наивен, чтобы понять, какую угрозу представляешь для него. В тебе почти ничего не было от римлянина. А теперь ты лежишь в незаметной могиле, над тобой не высится гробница, нет лодки, чтобы переплыть реку ночи, нет еды, нет питья, нет удобного ложа. Хотя я думаю, что могу простить Октавиану все, кроме ковра. Этой маленькой мести. Но он не знает, что все равно этот ковер стал тебе саркофагом. Хоть на некоторое время он сохранит твою ка».

– Пошлите за Каэмом, – сказала она, когда вошли Хармиона и Ирада.

Жрец бога Птаха всегда выглядел так, словно годы над ним не властны, но в эти дни он больше походил на мумию.

– Мне не надо тебе говорить, что Цезарион мертв.

– Не надо, дочь Ра. В тот день, когда ты допытывалась у меня, что я увидел, я увидел, что он доживет только до восемнадцати лет.

– Они завернули его в ковер и похоронили у дороги, ведущей в Мемфис, где должны остаться признаки лагерной стоянки. Конечно, теперь ты вернешься в храм Птаха, сопровождая свои тележки и носилки и нагруженных ослов. Найди его, Каэм, и спрячь в мумию быка. Они не будут тебя долго задерживать, если вообще будут. Привези его в Мемфис для тайного погребения. Мы все равно побьем Октавиана. Когда я буду в царстве мертвых, я должна увидеть моего сына во всей его славе.

– Я сделаю это, – сказал Каэм.

Хармиона и Ирада плакали. Клеопатра позволила им выразить горе, потом знаком приказала замолчать.

– Тихо! Время приближается, и мне нужно кое-что еще. Пусть Аполлодор пришлет мне корзину священных фиг. Полную. Вы понимаете?

– Да, царица, – прошептала Ирада.

– Как тебя одеть? – спросила Хармиона.

– Двойная корона. Мое лучшее ожерелье, пояс и браслеты. Плиссированное белое платье и расшитый плащ, которые я надевала для Цезаря несколько лет назад. Обуви не надо. Покрасьте хной мои руки и ноги. Дайте все это жрецам к тому дню, когда они должны будут положить меня в саркофаг. У них уже есть доспехи моего любимого Антония, те, что были на нем, когда он короновал моих детей.

– А дети? – спросила Ирада. – Что с ними?

– Уедут в Рим, чтобы жить с Октавией. Я ей не завидую.

Хармиона улыбнулась сквозь слезы:

– Но это не относится к Филадельфу! Интересно, он повиновался Октавиану?

– Наверное.

– О, госпожа! – воскликнула потрясенная Хармиона. – Это не должно было так кончиться!

– И не кончилось бы, если бы моим противником был не Октавиан. Кровь Гая Юлия Цезаря очень сильна. А теперь оставьте меня.

Клеопатра ходила по комнате, не отрывая глаз от бюста Цезариона.

«В этот момент положено вспоминать всю свою жизнь, – думала она, – но я так не хочу. У меня на уме только Цезарион, его головка с мягкими золотыми волосками у моей груди, когда он большими глотками пил мое молоко. Цезарион, играющий со своим Троянским конем, – он знал имя каждой из тридцати кукол, спрятанных в животе коня. Цезарион, отстаивающий права фараона. Цезарион, протягивающий ручки отцу. Цезарион, смеющийся с Антонием. Всегда и вечно Цезарион.

Но я рада, что все кончено! Я не могу больше выносить этот поток слез. Ошибки, неприятности, потрясения, борьба. Вдовство. А ради чего? Ради сына, которого я не понимала, и ради двух мужчин, которых я не понимала. Да, жизнь – это юдоль слез. Я так благодарна, что могу умереть так, как хочу».

Корзину с фигами доставили вместе с запиской от Каэма, где говорилось, что все сделано так, как она приказала, что Гор будет встречать ее, когда она придет, что сам Птах помог это осуществить.

Клеопатра тщательно вымылась, надела простое платье, прошла с Хармионой и Ирадой к своей гробнице. С наступившим рассветом запели птицы, подул мягкий душистый бриз Александрии.