Антоша, вставай

— Твоя девчонка никуда не денется. Если вам предначертано пройти свой путь вместе, так и будет. Не сдавайся и не опускай руки. Все, что происходит с тобой, это учение, это уроки Всевышнего, — голос менялся. Слова говорил то Сергей, мой сменщик из "Дикси”, то Сергей Валерьевич, то мой отец, то Кипелов, солист "Арии”.

— Ты свободен как птица. Ты независим как облака, и единственный твой помощник — ветер, — сказал незнакомый голос. — У тебя есть ключ, — добавила Катя. — И этот ключ тебе никогда не пригодится, — засмеялась старуха. — Ты мой! Антон, ты проживешь со мной вечность! Весь свой век сложишь к моим ногам. Ведь ты испортил мне жизнь. Забыл? Если бы не ты, мне бы не пришлось терять молодость у твоей люльки. Ты отнял у меня свободу, и теперь я отниму у тебя твою. Забудь все ту ересь, которую наговорила твоя потаскуха. Ты никому не нужен, ты ничтожество. Ты неудачник и вызываешь у всех вокруг лишь смех. Ты умрешь девствнником. Секс с раковиной — это последнее, что ты узнаешь из телесных утех, — смеясь, прокричала старуха.

Ее смех перебил звук работающего двигателя, и я вернулся в дом на берегу океана. Занавески все так же качались на ветру, в зале пахло Катей. Кто-то приехал на "Харлей Дэвидсоне” — я узнал этот мотоцикл по агрессивному выхлопу. Ноги отказывались двигаться. В дверь позвонили, а я не мог открыть. Меня точно прибили к полу. Я хотел крикнуть: "Иду!”, но рот склеился, и я только смог промычать что-то невнятное. Мои руки будто связали. Я упал на пол и увидел себя в своей кровати. В комнате стояла тишина, только редкие вдохи старухи нарушали ее. Я вроде не спал, но не мог пошевелиться. Кроме меня и матери в квартире был кто-то еще, и, пока он был в квартире, у меня не получалось сделать и малейшего движения телом. Я дергался, но со стороны казалось, что я лежу абсолютно неподвижно. Рот не выдавал никаких звуков, хотя я кричал во все горло. Меня глючило так, будто я оказался в аквариуме. За внешней неподвижностью прятались дикий страх и беспрерывная схватка за возврат контроля над своим телом. Я чувствовал себя тараканом, угодившим в горячую смолу. Сопения старухи издевались надо мной. Они давали мне понять, что я бодрствую, а тело застряло где-то между сном и реальностью. Кто-то смотрел на меня, изучал. Он не касался меня, а просто сканировал, как сканируют банан в супермаркете. Когда он исчез, я тут же взял себя в руки. Все закончилось. Я лежал в постели, в своей вонючей комнате вонючей квартиры. Старая Карга все так же сопела за стеной, только я больше не был связан невидимым гостем.

12

Стоя на носочках, я помочился в раковину, а потом спустил воду на случай, если старуха подслушивает, чем я занимался. В кровать я вернулся с наковальней вместо головы. Голая спина неприятно прилипала к простыне. Я попробовал забыть, что мне только что приснилось, но события сна ясной картинкой стояли перед глазами. Ночью было особенно сложно удержать равновесие. Если я просыпался, то засыпал не сразу. Немногочисленные доспехи падали, обнажая раны, и те зудели, не давая покоя. Мысли по очереди залетали в мыслительный барабан, и я крутил его, пока на смену обсосанной идее не заявлялась следующая. В эти мгновении я чувствовал себя неважно.

Дурные мысли как укус крокодила. В программе "В мире животных” по ОРТ показывали: если здоровенный аллигатор схватил за лапу антилопу, то пиши пропало, он точно утащит ее на дно. Так и паршивые мысли тянули на дно, словно они крокодил, а я антилопа.

До утра я промучился в агонии. Мозг съедал сам себя, переваривая поток мыслей в разъедающей кислоте. Я провел ночь в атомном реакторе и чудом выжил. Когда мать проснулась и подала признаки жизни у себя в зале, часы "Монтана” показывали полседьмого. Я убрал их в сторону, и у меня получилось покемарить. Погрузившись в зыбучие пески бесформенной темноты, я смог урвать полтора часа сна. И это время пролетело как одна секунда.

— Антоша! — Старая Карга аккуратно гладила меня по ноге. — Вставай.

Я так не хотел открывать глаза, что резко схватился за одеяло и, накрывшись им с головой, прижался к стене.

— Ну хватит, вставай давай! Завтрак готов. — Мать отпустила мою ногу и ушла из спальни, оставив меня наедине с собственной беспомощностью перед ленью.

Я еще сильней зажмурился и стал представлять себя на черном мотоцикле. Темнота рассеивалась, и я вернулся на остров. Он выглядел так, как будто тут прошла Вьетнамская война. Обугленные стволы пальм тянулись к небу, трава превратилась в пепел, а мой дом в руины. Тут произошло что-то чудовищное, и сердце глухо забилось в груди, отдавая в голову. Кто-то испепелил последнее, что меня грело — мой райский уголок. Я стиснул зубы и сжал кулаки. У меня не оставалось никаких сомнений — это Старуха нашла какой-то способ прийти сюда и нагадить. Она знала, что остров Пхи-Пхи — единственное место, докуда не способна дотянуться. Мое личное пространство, неподвластное ее воле. Но она как-то смогла найти его. Найти и уничтожить.

— Антон! — меня оглушил голос матери, и я очнулся в квартире.