Антоша, вставай

Мужик в окошке, почти как в Сберкассе, сказал, что они принимают только золото и технику. Техника у меня была — новенький Айфон. Он назначил за него полцены — пятьдесят тысяч рублей, уточнив, что если к нему придет хозяин телефона с полицией, то он обязательно меня сдаст. Камеры видеонаблюдения, развешанные по периметру, и паспортные данные, которые он записал в специальном бланке, должны помочь ему посадить меня. Я его убедил, что заморочек с мобилой не будет, и плюсом предложил костюм от Луи Виттона. Тот как-то косо на меня посмотрел.

— Ты с кого его стащил?

К слову сказать, мужик был крупный, с седыми волосами и такой же щетиной. Маленькие свинячьи глаза и утопленные в голову уши, походившие на два бублика. Веяло от него гнильцой. Мерзкий тип. Скользкий. Но я не планировал идти с ним в поход или садиться за один стол, поэтому ответил немного с наездом:

— Ни с кого я его не стаскивал и не воровал. Купил в магазине, а теперь деньги нужны.

— Ну да, ну да, — ухмыльнулся он. — Если ты его купил в магазине, то я Илон Маск — самый богатый человек на планете. Или Мать Тереза, ухаживающая за детьми в Африке.

— Мать Тереза не ухаживала за детьми в Африке, — ответил я.

— А ты не покупал этот костюм в магазине.

— Покупал.

— Так значит, и Мать Тереза ухаживала за бедными негритятами.

Чего-чего, а базарить с ним я не хотел. Душный он был, а я голодный. Сторговались мы на двести косарей. Этих денег должно было хватить на первое время.

Так полтора миллиона превратились в жалкие копейки. Если бы я был Золушкой, то моя карета не просто стала тыквой, а еще и сгнила к ебене-фене. Но я не сильно нервничал: карман был не пуст, а это уже что-то. А когда живот сосет и нет сил, любая мелочь кстати. В Макдоналдсе я съел целых два комбо-обеда. Если до этого меня тошнило от голодухи, то теперь воротило от фастфуда. Меня настигла отрыжка, и появилась тяжесть в животе. К слову сказать, жареные котлетки Старухи такого себе не позволяли.

На улице темнело. Кажется, впервые за всю жизнь я должен был спать за пределами маминой хаты, и это вызывало некоторое волнение. Я не стремился к комфорту и не желал сильно тратиться. Мне нужно было всего-ничего — кровать да крыша. Потерянно изучая фасады домов, я пытался найти хоть что-то с надписью "Гостиница”. Не видя того, что мне было нужно, я уже стал мириться с мыслью перекантоваться на картонке у вокзала, как мне попался баннер с кричащей красной надписью на желтом фоне: "Хостел”. Краем уха я слышал о подобных заведениях, и отзывы были не самыми лестными. Люди трепались, что хостелы — гостиницы для самых бедных, вроде общежитий. Там в тесноте ночуют обычные работяги и скромные гости города, а утром эти орки и гоблины в длинных очередях ожидают своей возможности сходить в туалет. И стоят до последнего. Никто никого не обгоняет, даже если здорово давит на клапан, потому что в хостелах друзей нет. Так говорили люди. Еще люди говорили, что если попадешь туда однажды, то уже не выберешься оттуда никогда. Хостелы — та еще дыра.

Под яркой вывеской стояли ребята в спортивных костюмах. Видно, местные постояльцы. Что-то громко обсуждая, они дымили. Мне вспомнилось, как во втором классе я сам попробовал папиросы "Беломорканал”. Затянувшись первый раз в детские годы, я почувствовал, будто мои легкие наполнились свинцом. Я так сильно закашлял, что из глаз выступили слезы. Пацаны со двора ехидно смеялись надо мной, а потом, толкая меня в плечо, показывали, как "цибарят настоящие мужики”. Они брали сигареты палочками, чтобы руки не воняли, и делали "взрослые” тяжки, выпуская клубы дыма через нос. Хулиганистый Колян Епишин с квадратной головой и приплюснутым лицом был вообще самым лютым. Он умел делать ртом кольца дыма, благодаря чему пользовался особым уважением.

Когда я подходил ко входу в хостел, ребята в спортивках притихли. Их звонкий гогот сменился гнетущей тишиной. Я топал к двери по живому коридору. Один гоблин не выдержал моего моего присутствия и выплюнул смачную соплю мне под ноги. Я почувствовал тяжелый взгляд парня, и ноги у меня затряслись, не зная, как им двигаться дальше: идти вперед или бежать куда подальше от этого злачного места. Осторожная походка наводила на мысль, что я иду по минному полю. Двойной слой пота стекал по спине. Я ощущал себя слизистой улиткой, желающей залезть в свой панцирь.

— Что это за фрукт? — сказал кто-то позади меня.

— Да этот жиробас небось от мамки убежал, как колобок.

Я слышал о том, что собаки лают на тех, кто их боится. Да и кусают они предпочтительней тех, кто трусит. Я боялся этих парней так сильно, что они могли меня не просто покусать, а разорвать на куски. Не поднимая головы, я изучал их кросовки — старинные адики. Я знал не понаслышке, что парни в кроссовках из девяностых самые отбитые. Коридор превращался в кольцо.

— Может, у него есть чем поживиться?

Наступила невыносимая пауза.

— У тебя есть чем поживиться?

Я уперся в человека перед собой и вместо ответа лишь покрутил головой.

— А если что найду?

Ребята загоготали.