Антропо-видение. Как антропология может объяснить бизнес и жизнь

Это имеет два важных следствия. Во-первых, сторонники Трампа относились к его действиям и высказываниям не как к буквальным программным документам, а как к перформативным сигналам. Это отличалось от того, как их интерпретировала "образованная" элита; отсюда и разделение на "буквально" и "серьезно", выявленное Зито. Во-вторых, большинство элиты не могло видеть этого глубокого эпистемологического раскола. Отчасти потому, что они не так часто смотрели борьбу и не могли заметить параллели. Но это было связано и с таким досадным вопросом, как слова. Образованные люди настолько считали само собой разумеющимся, что образование должно определять, как люди должны говорить и думать, и определять, что является ценностью, что они даже не замечали других форм мышления и не считали их важными. Люди, у которых полностью доминирует СЛАБЫЙ способ мышления и предположения, склонны игнорировать другие модели мышления. И трудно было оценить этот разрыв в эпистемологии, пока вы не сидели на борцовском ринге и физически не "воплощались" в опыт наблюдения, вместе с толпой, если использовать фрейм антрополога Робертса. "[Есть] урок, который должны запомнить журналисты, социологи, писатели и все, кто зарабатывает на жизнь изучением других людей: а именно, что все мы - порождения собственной культурной среды, склонные к ленивым предположениям и предубеждениям", - заметил я в своей колонке в октябре 2016 г., накануне выборов, в которой сетовал на то, что СМИ неправильно понимают избирателя Трампа. Единственным решением, по моему мнению, является то, что СМИ должны позаимствовать листок из антропологии и подумать о том, что в этой дисциплине иногда называют проблемой "грязных линз", или о том, что журналисты не действуют как микроскопы на чашке Петри, т.е. как нейтральные, последовательные инструменты наблюдения. Вместо этого на их ментальных линзах присутствует предвзятость. Это означает, утверждал я, что журналистам необходимо предпринять четыре шага: Во-первых, «признать, что наши линзы грязные". Во-вторых, сознательно отмечать свои предубеждения. В-третьих, попытаться компенсировать эти предубеждения, пытаясь взглянуть на мир с разных точек зрения... [и] последнее, но не менее важное, - помнить, что наш личный объектив никогда не будет идеально чистым, даже если мы сделаем первые три шага». Вместо того чтобы смеяться, нам нужно прислушаться к молчанию общества.

Забыть этот урок о грязной линзе было и остается очень легко, о чем я прекрасно знаю по ошибкам, совершенным на моем собственном интеллектуальном пути. Я неверно истолковал результаты голосования по Brexit в начале лета 2016 года. И хотя я отнесся к кандидатуре Трампа серьезнее, чем многие другие журналисты в том же году (написав колонки о выборах, которые оказались прозорливыми), 9 я все еще инстинктивно хихикал за столом новостей той осенью, когда слышал, как он произносит слово "bigly". Я тоже был порождением своей среды. Точно так же, если я мог заметить социальное молчание в финансовой сфере в 2005 и 2006 годах, то я мог быть очень слеп к другим типам молчания. В качестве примера можно привести технологию. Через год после первой встречи с Бойд в Давосе я отправился в аналитический центр под названием "Данные и общество", который она создала в центре Манхэттена вместе с коллегами-социологами при финансовой поддержке таких технологических компаний, как Microsoft, где она работала, чтобы взглянуть на цифровую экономику через призму антропологии. Мы обсуждали подростков и их мобильные телефоны. Один из ее коллег спросил меня, пытался ли я когда-нибудь нарисовать в своем воображении схему работы Интернета. Я не пыталась. Если я и думал о киберпространстве, то представлял его как расплывчатое гигантское облако или череду пикселей, проносящихся по воздуху, которые каким-то образом попадают на пластиковые устройства вокруг меня. Я не имел ни малейшего представления о том, как работают эти соединения, хотя почти во всех сферах своей повседневной жизни зависел от Интернета. Тогда Ингрид Беррингтон, художница и социолог, одна из коллег Бойда, показала мне модель, созданную ими для объяснения трех "слоев", на которых работает Интернет: "поверхностный" слой (единственная часть, которая волновала большинство пользователей), состоящий из цифровых функций, таких как приложения; средний слой сетей, позволяющий машинам общаться друг с другом; и нижний слой маршрутизаторов, кабелей и спутников, соединяющих якобы невоплощенную сеть в слишком физическом смысле. Я даже не знал, где существует этот нижний слой.

"В Нью-Йорке все вокруг!" Мне сказали: на тротуарах (или) нарисованы символы, показывающие, где проложены кабели, по которым подключен Интернет. Я ходил по этим тротуарам каждый день, но никогда раньше не замечал этих символов - мой мозг был приучен отсеивать их. Как и любой человек, выросший в странном мире, я смотрел на окружающую обстановку очень избирательно, а не целостно, и считал это настолько нормальным, что не замечал, насколько фрагментарным было мое видение.