Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

Белая берёза

Под моим окном —

Дальше я не помню,

Расскажу потом. [2111]

От темы девичества в фольклорных переделках «под Есенина» – к «садистскому стишку»

В августе 2000 г. в г. Талдом Московской обл. нам удалось познакомиться с записной книжкой-песенником Антонины Александровны Чáсовой с помещенной там песней на слова Есенина «Выткался на озере…», в которой настоящий есенинский текст завершается придуманными и поющимися в народе 6–7 куплетами:

И уже не девушкой

Ты пойдёшь домой,

А пойдёшь ты женщиной

С грустью и тоской.

И пускай со стонами

Плачут глухари,

Плачут о загубленной

Девичьей любви.

Интересно, что последние две строки 6-го куплета имеют вариант, там же записанный: «Примешь облик женщины // С грустью и тоской». В с. Кузьминское Рыбновского р-на Рязанской обл. также приписывают Есенину создание двухстишия, будто бы вызванного его юношеской любовью к крестьянской девушке, чье имя теперь забыто. [2112] Подобное «вольное обращение» с есенинским текстом, «дописывание» за Есенина поэтических строк обусловлено самим содержанием стихотворения, развитием любовной темы, которая у автора осталась открытой:

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,

Хмельному от радости пересуду нет.

Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,

Унесу я пьяную до утра в кусты.

И пускай со звонами плачут глухари.

Есть тоска веселая в алостях зари (I, 28).

Народная песня почти не знает элегической грусти, намеков и полутонов; гораздо более близка ей трагическая струя с мотивами девичьего грехопадения и последующего самоубийства как естественного самонаказания за несчастную любовь. Любителям творчества Есенина импонирует творческая манера автора рассуждать о любви в духе народной житейской философии; однако некоторые выражения – оригинальные авторские находки – остаются непонятными и, соответственно, невольно заменяются исполнителями песни: так, образное действие «со звонами плачут» превращено в более простое «со стонами плачут». Есенинская строфика, ориентированная на размер распространенной на Рязанщине частушечной жанровой разновидности – двухстрочного «страдания», также представляется талдомским жителям излишне «растянутой». На севере Московской обл. эта жанровая форма неизвестна, поэтому в Талдоме есенинский текст и его «продолжение» записаны куплетами (как и полагается, четырехстрочными), что, впрочем, никак не отражается на певческой манере исполнителей.

Более сложный путь создания проделала пародия на стихотворение Есенина «Хороша была Танюша…», записанная М. Самбуровой от старшеклассников московской школы № 64 в 1983 г.:

Вкусно пахнет свежим мясом

У костра на вертеле.

Хороша была Наташа,

Лучше не было в селе. [2113]

Поэтика этой переделки ориентирована на недавно появившийся в фольклоре (прежде всего в городской среде его бытования) жанр «садистского стишка» – с его отличительными особенностями. Они таковы: четырехстрочная рифмованная форма типа куплета; тяготение к нарочито кровавой, смертельной развязке; немотивированное нагнетание ужаса, часто достигающего абсурдных размеров; простота сюжета, основанного на стремительном действии. Сам жанр «садистского стишка» восходит к литературе; прародителем его иногда называют ленинградского поэта Олега Григорьева с четырьмя его стихотворениями о «сантехнике Петрове», и генезис относят к 1980-м годам. Любопытно, что в процитированном тексте нет ни одной дословно повторенной есенинской строчки; тем не менее протоавтор угадывается по совокупности причин: по аллюзии на его стихи 1911 г. «Хороша была Та-нюша, // Краше не было в селе» (I, 21), по элегически-трагической интонации положенного в основу произведения, по ритмико-строфической его канве.

Расхожее представление Есенина озорником и хулиганом, что воспето и самим поэтом, вошло в нарочито создаваемые им и поддержанные его друзьями легенды, способствовало приписыванию автору крамольного двухстишия: «Любите <эвфемизм> баб в душистом сене! // С приветом к вам Сергей Есенин!». [2114] Первая строка придуманная, а вторая дословно копирует есенинское «Письмо к женщине». Появлению такой фривольной пародии способствовало включение творчества поэта (в том числе и этого произведения) в школьную программу и всенародное признание Есенина как классика отечественной литературы. Истоки такого пародирования восходят к средневековой «профанной поэзии», позволявшей себе переделывать даже молитвы «Отче наш» и «Символ веры».