Москва становится подлинным центром русского государства. Как известно, уже при Иване Калите Кремль начинает обретать черты столицы. В 1326 г. великий князь переносит митрополичью кафедру из Владимира (находившуюся там с 1300 г.) в Москву. В 1327 г. возводится из белого камня кафедральный Успенский собор, следом за ним в 1329 г. церковь Иоанна Лествичника «иже под колоколы» и в 1333 г. Архангельский собор, на месте которых впоследствии строятся дошедшие до наших дней памятники. Митрополит Петр, умерший вскоре после переезда в Москву и канонизированный уже в 1339 г., приобретает со временем статус основателя и покровителя города. Впервые его изображение включается в композицию деисуса в лицевом шитье 1389 г.: фигура вышита на воздухе цветными шелковыми нитями в полный рост рядом с «Нерукотворным Спасом», Богоматерью и Иоанном Предтечей. А затем его изображения на покровах, пеленах и прочих произведениях лицевого шитья становятся одними из самых распространенных. В середине 1340-х гг. кремлевские соборы были расписаны греческими художниками и их русскими учениками Гоитаном, Семеном, Иваном и др. Возможно, кем-то из них были созданы и сохранившиеся до наших дней иконы: «Борис и Глеб на конех», «Троица», «Спас Ярое Око» и «Спас Оплечный».
Второй этап в преобразовании Московского Кремля связан с именем внука Ивана Калиты Дмитрия Донского. Строительство великолепного белокаменного Кремля в 1367 г. Дмитрием Ивановичем сразу превращает стольный град в некий идеал красоты. Третий этап украшения Кремля, в особенности его Соборной площади, падает на время образования единого Русского государства в конце XV – начале XVI столетий. Особый интерес в развитии архитектуры времен «собирания русских земель» представляет направление, возрождающее домонгольские формы и идеи, безусловно, связанные с образованием единого государства. Великий князь Иван III и митрополит Филипп начинают строительство нового Успенского собора в Московском Кремле по образцу и обмерам одноименного собора во Владимире. Идея преемственности отразилась в «Сказании о князьях владимирских», доказывающем происхождение рода Рюриковичей от императора Августа (через его потомка Пруса), а также богоизбранность русских великих князей и закономерный переход власти от Киева через Владимир к Москве. Иван III уже примеривает к себе титул «царь», который после Стояния на Угре 1480 г. и последовавшего за ним освобождения от монголо-татарской зависимости он как бы «отбирает» у хана, именовавшегося на Руси все годы ига этим титулом римских императоров.
Задуманное строительство грандиозного по своим масштабам и ориентированного на владимирский храм Успенского собора становится еще одним звеном в этой цепочке преемственных связей Москвы и Владимира. Как известно, сначала русские мастера Кривцов и Мышкин с 1472 по 1474 гг. возводят практически до сводов новый кафедральный собор, который неожиданно обрушился. Собор строит итальянский архитектор Аристотель Фьораванти. Чтобы предотвратить падение собора, он заложил глубокий фундамент (более 3,5 м), а рвы, проходящие там, укрепил дубовыми сваями. Собор не был точной копией владимирского памятника, многое в нем было впервые, в частности крестовый свод, вдавленные в основной объем боковые абсиды, четкий план из 12 равных квадратов и пр. Главный собор Московского царства, завершенный в 1479 г., олицетворял возврат к истокам Руси, к поре ее расцвета, тем самым указывая и на наступающий новый расцвет государства. Под стать ему создавалась и усыпальница великих князей – Архангельский собор (1508 г.), построенный также итальянским архитектором Алевизом Новым. Ориентированный на шестистолпные крестовокупольные соборы домонгольской Руси, он выделяется декором, где использованы чисто итальянские элементы: белокаменные резные раковины, круглое окно, освещающее лоджию на западной стене, а также не сохранившиеся сегодня высокие сосуды-фиалы на закомарах и галерея-аркада с чередующимися узкими и широкими пролетами, окружавшая храм с трех сторон. Все это производило крайне живописное впечатление. Посвящение же Архангелу Михаилу – полководцу небесного войска, как бы князю-полководцу невидимого мира – как нельзя лучше соответствовало русским представлениям о его заступнической миссии, увязанной здесь с покровительством великокняжеской семье.