Антропология детства. Прошлое о современности

Маленьким детям у аборигенов Австралии (как, впрочем, и у многих архаичных народов) дозволяется практически всё. Считается, что дети не должны плакать, иначе они будут расти слабыми, поэтому им дают всё, что те потребуют, не применяют к ним продуманных наказаний, только в самом сильном гневе отец или мать могут прикрикнуть или шлёпнуть совсем расшалившегося ребёнка, в крайнем случае будут угрожающе стучать палкой по его следам на земле, как бы предупреждая, что произойдёт, если тот и дальше не перестанет капризничать (Берндт, Берндт 1981: 114–116; Hernandez 1941).

В то же время, многое в отношении к детям — осуждаемый, но не наказуемый инфантицид, очень скромный погребальный обряд, необязательность мести за убийство ребёнка — свидетельствует не просто об их невысоком социальном статусе, но и о том, что они не считаются полноценными людьми (см. подробнее: Howitt 1904: 748–750; Bates 1938; Hernandez 1941: 126–130; McCarthy 1957: 104–105; Артёмова 1987: 85–87).

До начала инициации воспитание ребёнка — это дело только его семьи. Обучение же происходит совсем непринуждённо, по словам Р. и К. Берндтов, это скорее часть его настоящей жизни, чем подготовка к будущей (Берндт, Берндт, там же). Но как только старшие решают, что пора, и проводят первые обряды, символизирующие вступление подростка на тропу посвящения, рушатся все старые отношения с окружающими, приходит конец детству, вседозволенность и свобода сменяются жёсткой системой регламентаций, и прежний баловень превращается в аскета.

К посвящаемым приставляются наставники, которые всё время курируют их, нашёптывают им на ухо, как вести себя в тех или иных ситуациях, навещают в период уединения в буше, объясняют новые обязанности по отношению к родственникам, старшим мужчинам и постоянно втолковывают им племенную мораль: не воруй, говори всегда правду, не ругайся со старшими, не бегай за женщинами, которые тебе не принадлежат…(см. Warner 1958: 284, 356; Howitt 1904: 525; Локвуд 1969: 30).

Многие требования, предъявляемые к поведению неофита, достойного открывающихся ему тайн и вступления в новый социальный статус, как бы в утрированном виде повторяют черты идеального взрослого мужчины, молчаливого, выносливого, сдержанного в проявлении своих эмоций: почти в течение всех церемоний инициируемый должен хранить молчание, не реагировать на провокационные реплики, соблюдать пищевые табу, которые фактически держат его впроголодь, ни одним мускулом лица не выказывать страх, удивление, боль…

В интервалах между церемониями или во время последних месяцев уединения перед окончательным возвращением в лагерь неофиты ведут совершенно самостоятельный образ жизни, охотясь и обеспечивая едой себя и своих наставников, или совершают продолжительные охотничьи походы, возглавляемые взрослыми мужчинами. Но всё это никак не обучение азам охотничьего дела, а, скорее, отточка мастерства и экзамен на выживание в экстремальных условиях. Обычно к 8–10 годам (то есть ко времени начала инициаций) мальчик-абориген уже владеет прожиточным минимумом охотничьих приёмов и может, путешествуя в окрестностях общего лагеря с компанией приятелей, прокормить себя в течение нескольких дней (Hernandez 1941).

В принципе то же самое можно сказать и о внушаемых наставниками нормах племенной морали. В такого рода традиционных обществах от детей нет никаких секретов, кроме религиозных (Берндт, Берндт 1981: 115), большую часть правил поведения мальчик узнаёт задолго до посвящения.

Получается, что то, что принято подразумевать под воспитательным аспектом обрядов инициации, присуще не только им. Но в контексте посвящения уже известные знания и навыки представляются неофитам в новом свете, связываясь с переходом их в новый социальный статус и с открывающимися таинствами.

С началом инициаций всё, что успел освоить ребёнок, наполняется сокровенным смыслом и становится основой дальнейшего «историко-мифологического» образования, доступного только посвящённым.

В контексте посвящения, в свете деяний тотемических героев и событий мифического прошлого, нормы поведения, племенная мораль, мастерство в охоте или в изготовлении орудий — всё это представляется как то, что санкционировано Временем Сновидений и является частью установленного миропорядка. И дубинка наставника, которой поучают нерадивых неофитов, оказывается не простым куском дерева, а воплощением палки-копалки, которую несла на плечах во время своего путешествия мифическая женщина Мамандабари (у валбири см. Meggitt 1966: 304).

Говоря об инициациях, нельзя игнорировать тему испытаний и боли. Именно они зачастую связываются с воспитанием выдержки, силы воли, самообладания и, таким образом, представляются как главное содержание обрядов инициации (Токарев, 1964: 213–218; Субботский 1981: 42–47). Но многое противоречит этой трактовке.