Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

И он предоставил ей яркое описание того ощущения покоя и умиротворенности, которое неожиданно окутывает человека после того, как тот наглотается воды. Подобно Гийоме, он преодолел свой момент искушения, когда казалось намного легче только позволить себе уйти. Но смутная светящаяся заплатка в другом конце фюзеляжа прорвалась к нему подобно звонку, и, выплюнув воду, он вздохнул так глубоко, насколько смог, и нырнул к своему спасению.

Его сестра Габриэлла приехала из Агея, и они подолгу виделись в следующие несколько дней. Но исключительно веселое Рождество, ожидавшее Антуана, теперь неизбежно омрачилось. Все их планы сорвались из-за аварии, и это повлияло даже на сочельник, который они с Консуэлой предполагали провести с Морисом Метерлинком и его женой в Болье. Вместо этого, Тонио и Консуэла неожиданно появились в Агее в вечерних нарядах около десяти вечера и очень неловко смотрелись во время полуночной мессы в деревенской часовне.

На сей раз авария оказалась слишком серьезной, чтобы остаться без последствий, и работа Сент-Экса в качестве летчика-испытателя резко прервалась. Вопрос о первоначально запланированном пребывании в Сент-Рафаэле на пару месяцев уже не стоял, и печальным Антуану и Консуэле пришлось возвращаться в Париж. Он снова остался без работы, и на сей раз с черной меткой в своей летной книжке.

Больше года прошло с тех пор, как Сент-Экзюпери ушел в продленный отпуск из «Аэропостали», и к тому времени (январь 1934 года) слившейся компании «Эр-Франс» было уже четыре месяца. Каждый раз, когда он возвращался в Париж, Жан Мермоз хлопотал за своего друга, но в ответ бюрократы, управляющие новым консорциумом, оставались безрезультатно пассивны. Сначала Сент-Эксу говорили, будто его обращение рассмотрят по завершении слияния компаний; теперь его проинформировали, что он мог бы быть принят, обратись он к ним вовремя, когда шло слияние. Бессмысленные, крайне нелогичные ответы, новые надуманные отговорки противоречили более ранним объяснениям, и Сент-Экзюпери понимал всю тщетность этого бега по замкнутому кругу, совсем как у К. в «Замке» Кафки (когда он позже прочел эту вещь, она нашла в его душе исключительный отзыв). Он сетовал на противоречивость отписок в письме, адресованном директору по эксплуатации «Эр-Франс» (когда-то в «Аэропостали» эту должность занимал Дора), в котором он указал, что своими статьями, книгами и лекциями он сделал больше, чем любой из его товарищей-пилотов, для популяризации их достижений и прославления их самих, но за это он получил единственную награду – его низвели до роли просителя, роли кандидата на право быть принятым в компанию, хотя авиалиния могла бы стать для него семьей.

«Пожалуйста, извините за озлобленный тон этого письма. И пожалуйста, простите мне мысль, что это вовсе не одно из тех отношений между служащим и работодателем, которое может регулировать обычный контракт; но часто на юге мои коллеги и я брали на себя риски, которые никакой контракт не мог предусмотреть и никакая оплата, на мой взгляд очевидно, не в состоянии возместить. И если никто не удивлялся, когда ему приходилось рисковать жизнью, независимо от контракта, лишь бы наша авиалиния могла выжить, то только потому, что авиалиния воспринималась нами немного нашим творением и до определенной степени нашей собственной…» И т. д.

С такими словами он мог бы обратиться к Дора, но слишком личное обращение не могло растопить лед в отношениях с новым руководством головного объединения, известного как «Эр-Франс». Кроме того, дата письма – 2 февраля 1934 года. Трудно было выбрать более неудачное время. Только двумя неделями ранее Эммануэль Шомье, директор отдела гражданской авиации министерства авиации, и Морис Ногес, назначенный управляющим «Аэропостали», погибли в авиационной катастрофе. Оба были друзьями Дора, а Шомье также стал другом Сент-Экзюпери.

Дело усложнялось тем, что кабинет, в котором Пьер Кот снова стал министром авиации, теперь оказался охваченным кризисом, раскачивающим республику до основания, в то время как на том берегу Рейна все более и более дерзкий рейх начинал напрягать мускулы. В марте 1933 года, после пожара рейхстага, Гитлеру предоставили высшие полномочия; в октябре Германия вышла из Лиги Наций и покинула конференцию по разоружению в Женеве; и в тщательно манипулируемых ноябрьских выборах 90 процентов избирателей бросает избирательные бюллетени за нацистов. Столь же пугающим, как все более и более механизированное единство тевтонского соседа, было ужасное отсутствие единства Франции. Париж в течение одной осени стал свидетелем краха двух правительств, в то время как правые и левые депутаты продолжали бесконечное перетягивание каната, дискутируя по безнадежно расчлененному бюджету; и это встревожившее зрелище парламентского бессилия было затемнено рядом скандалов, достигающих высшей точки в деле Стависки, в январе 1934 года, в которое оказалось вовлеченным правительство Камиллы Чаутемпс.