Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

Перенеслись сюда, чтобы расцвести на новой почве, и ядовитые сорняки – междоусобные вздорные ссоры соотечественников, которые Сент-Экс в глубине души надеялся оставить позади, когда наполнял ветром паруса в Лисабоне. Просто катастрофа 1940 года, вместо создания видимого нового единства, заставляла его соотечественников вывозить с собой из родной страны вместе с нехитрыми пожитками и накопившуюся мелкую мстительность, привычки и обиды. В Вашингтоне новый французский посол Гастон Анри-Хей создал, как называл Рауль де Росси де Саль, «разновидность неофициального гестапо» в составе бывшего агента версальской полиции и человека по имени Гишар, однажды возглавлявшего Сюрте (французский аналог ФБР), чтобы информировать Виши о том, как ведут себя французы в Америке.

Как поведал Сент-Экзюпери Леон Ванселиус, он не присоединился к «Франции навеки» по той простой причине, что многие из французов, вступивших в эту организацию с самого начала, бежали из своей страны, не дожидаясь разгрома 1940 года. Один из них, не задумываясь проигнорировав приказ о всеобщей мобилизации, даже сумел приплыть из Голландии в самый день начала войны (3 сентября) и провел полный тихих радостей год, преподавая в «Хантер-колледже» до самого обращения Де Голля, прозвучавшего 18 июня и пробудившего его от дремоты, в которой он пребывал, не подвергая себя опасности. Для Сент-Экзюпери, как и для Ванселиуса, суперпатриотическая страстность, с которой подобные «дезертиры» снова били в барабаны за добрых три тысячи миль от ближайшего фронта, слишком ясно показывала, как движение Шарля Де Голля для некоторых становилось последним убежищем, созданным для негодяев. Кажется, что с того момента, как его нога ступила на землю Нового Света, Сент-Экс решает позволить другим бросать камни, поднимать шум и искать козла отпущения, но в изгнании Антуан собирался держать свои чувства относительно Петена и Виши при себе. Но еще до конца января 1941 года ему пришлось отступить от этого правила, чтобы защитить себя самого. До Нью-Йорка дошел слух о его назначении в Национальный совет (палату из приблизительно 150 «нотаблей», известных личностей, недавно созданную Петеном в Виши), и этого оказалось достаточно для возникновения массы сплетен. Чтобы рассеять это недоразумение, Сент-Экзюпери составил проект формального заявления, где говорилось: с ним никто не обсуждал это «назначение», а он со своей стороны этого поста не просил, не желал и от него отказывается. Рауль де Росси де Саль любезно перевел коммюнике с помощью Льюиса Галантьера, и оно было выпущено в прессу на неофициальной конференции, проведенной Сент-Эксом в своем номере «Ритц Карлтон».

В добавление к мучительной нестабильности международной ситуации и недостатку новостей из дома ему не удавалось избегать участия в каких-то несусветных мероприятиях, например присутствовать на неимоверно масштабном обеде, собравшем полторы тысячи гостей, устроенном в его честь в середине января в гостинице «Астория» Американской ассоциацией книготорговцев и «Нью-Йорк геральд трибюн». Элмер Дэвис из «Коламбия броадкастинг систем», председательствовавшая там, вручила ему Национальную книжную премию за самую популярную документальную повесть в этом разделе литературы за 1939 год, и Сент-Экзюпери в ответной речи вспомнил, как известие о получении им этой награды настигло его год назад в снегах Орконта.

После этого события интерес к нему со стороны любопытных репортеров возрос, и ему приходилось давать неизбежные интервью. Робер Ван Гелдер, бравший у него интервью в «Ритц Карлтон» для еженедельника «Книжное обозрение «Нью-Йорк таймс», был поражен его диковинно большой обувью. «У него такие огромные ботинки, – написал корреспондент в выпуске от 19 января, – размером с кинокамеру, но мне объяснили, что ему не шьют обувь на заказ, он пользуется фабричной. «Он входит в обувной магазин, – поведал мне его агент Максимилиан Беккер, – и клерк измеряет его ступню. «Вам нужен двенадцатый размер!» – говорит клерк. Он примеряет пару двенадцатого размера на ноги Сент-Экса, но тот жалуется: «Слишком малы». Клерк с удивлением приносит пару тринадцатого размера. «Слишком маленькие», – опять говорит Сент-Экс. Пораженный клерк приносит пару уже четырнадцатого размера. И опять они кажутся покупателю маленькими. Так продолжается до тех пор, пока несчастный клерк не предлагает ему самую большую пару, которую сумел отыскать в магазине. «Ах, – наконец произносит Сент-Экс, – это мне подходит. Мне нравится, когда мои ноги чувствуют себя удобно».