Анубис

Тем не менее даже всеми неимоверными усилиями ему и мисс Пройслер никак не удавалось вытянуть девушку из воды. Она так отчаянно цеплялась за корму, что от ее обломанных до мяса ногтей вода начала розоветь. Однако Могенс и мисс Пройслер не отступали, они все тянули и тянули, выбиваясь из сил. Но, несмотря на их усилия, она неудержимо погружалась в воду. Судно кренилось все больше и больше, точно так же иссякали силы Могенса, а монстр, наоборот, кажется, силу набирал. Он издал оглушительный рев, в котором смешались боль, ярость и что-то еще более страшное. И когда Могенс инстинктивно бросил взгляд в его сторону, его окатила новая волна ледяного холода. Только теперь он заметил, что чудовище с ног до головы оплели тонкие белесые нити водорослей, которые меняли свой цвет от телесного до черного и все больше напоминали клочья растрепанных волос. Их прикосновение казалось для него невыносимым, ибо он хватал жертву лишь одной рукой, а другой пытался сорвать с себя оплетающие волокна. Тем не менее барка клонилась дальше, и Могенс понял, что либо она опрокинется, либо упырь оторвет ногу жертвы.

— Грейвс! — отчаянно возопил он снова. — Помоги!

На самом деле он и в этот раз не рассчитывал, что Грейвс потрудится или хотя бы попытается прийти на помощь. Однако в следующий момент Грейвс возник позади, широко расставив ноги, с шестом наперевес. Шест был слишком тяжел и слишком длинный, чтобы можно было нанести им удар, да Грейвс и не собирался этого делать. Вместо этого он ткнул его торцом в морду упырю, и с такой силой, что у того посыпались из пасти зубы, и мерзкое создание издало новый, еще более оглушительный вопль.

Но девицу тем не менее не выпустил.

Наоборот, его когти еще глубже впились в плоть. Нога закровоточила. Грейвс выругался и ударил еще раз, угодив в горло монстра. Удар оказался не столь метким — должно быть, помешала его размозженная рука, не говоря уж о нечеловеческой боли — и все же он возымел действие. Упырь наконец выпустил жертву, взмахнул обеими лапами и с бульканьем ушел под воду. Грейвс не переставал молотить воду, чтобы окончательно утопить врага.

— А теперь быстро! — заорал он. — Тащите! Не знаю, сколько еще продержусь!

Могенс в порыве отчаяния приложил последние силы, и с помощью мисс Пройслер ему таки удалось вытянуть девушку на палубу. Но не совсем. Не так, как он ожидал. Хотя бестия и отпустила ее ногу, что-то крепко держало ее в воде.

Шест в руках Грейвса подрагивал все сильнее и все меньше подчинялся ему. Да, прижать упыря ко дну канала удалось, но удержать его там было во сто крат труднее — бестия сопротивлялась с отчаянным упорством. Лицо Грейвса исказила гримаса напрасного усилия, и, по всему видно, это было делом немногих секунд, упустит ли он шест, или тот сам вырвется у него из рук.

Могенс учетверил свои усилия, но и ему все труднее становилось держать девушку. Перегнувшись через борт, он наконец определил, что удерживало ее: масса тонких, как волос, нитей оплела ноги девушки от пальцев до колен. Могенс кинулся с решительным упорством отдирать жуткую оплетку.

Но этот жест так и остался тщетной попыткой.

Он взвыл от боли и неожиданности, отпрянул и беспомощно приземлился у ног мисс Пройслер. Руки горели, будто он погрузил их в кислоту, а на месте соприкосновения с водорослями разливалась пунцовая краснота. Он понял: девушка кричала не от страха, а от боли.

— Пустите, — прошипел Грейвс.

Он еще раз, последний, наградил утопшего упыря хорошим тычком, выудил шест на палубу и достал проворными пальцами здоровой руки из кармана складной нож. Чтобы вынуть лезвие, ему пришлось воспользоваться зубами вдобавок к руке. Нож едва не выскользнул за борт, но в последний момент он подхватил его и склонился над девушкой. Могенс застыл с широко раскрытыми глазами: что, Грейвс совсем лишился рассудка? Лезвие было размером с мизинец и совсем не казалось острым. Понадобится не меньше часа, чтобы искромсать увивающие голень лианы!

Позади вода снова забурлила, и Могенс едва не возопил, когда, протаранив ряску бело-розовой кипящей пены, вынырнула голова упыря.

Вид его был одновременно жалок и ужасен. Оплетенный сетью белесых, красных, черных водорослей, он пытался беспомощными обросшими когтями содрать тонкие волокна, побегами прыснувшие в пустую глазницу. То, что осталось от его шкуры, было едва различимо под облепившей массой и напоминало одну кровоточащую рану, будто ядовитые жгутики довершали свою работу, поглощая его плоть.