Де Скренвиль знал, как показать достоинства фигуры и внешности. Он заставил пленницу надеть только узенькую полоску сверкающей материи, слегка закрывающую полную грудь, и узкие трусики из такого же материала. На лбу красовалась жемчужная диадема, стягивающая пышные волосы.
Пораженные открывшейся красотой присутствующие сначала словно окаменели, а потом, очнувшись, возбужденно загалдели между собой.
Анжелика почти физически ощущала на себе похотливые взгляды, жадно пожирающие ее с головы до ног, но стояла спокойно и надменно, решив все вынести и при первом же удобном случае — бежать!
Дождавшись, когда опять наступила относительная тишина, председатель продолжал:
— Мы начинаем торги с двадцати тысяч.
— Двадцать пять тысяч! — сразу же поднял руку низкорослый араб, не отрывая от пленницы глаз Это был один из самых крупных работорговцев города Калди, где находился невольничий рынок.
— Тридцать пять! — подал голос перс Сулейман, знакомый капитана де Скренвиля, сидящий недалеко от него и помощника, которые заинтересованно наблюдали за разгорающимися страстями.
— Сорок пять тысяч, — добавил араб.
— И вы хотели ее убить? — с усмешкой спросил помощник капитана.
— Пятьдесят тысяч! — повысил цену Сулейман.
— Пятьдесят пять! — не уступал низкорослый араб.
— Шестьдесят тысяч! — сверкнув глазами, глянул на своего соперника перс.
— У тебя не хватит денег, чтобы перебить мою цену! — вскочив на ноги, закричал персу низкорослый араб. — Шестьдесят пять тысяч! — обратился он к председателю торгов.
— Я даю за нее семьдесят тысяч! — поднялся распаленный Сулейман.
— Семьдесят тысяч — раз, семьдесят тысяч — два, — начал отсчет председатель, но его вдруг прервал хрипловатый бас:
— Сто тысяч цехинов! — поднял руку огромный мулат с лицом, обезображенным оспой, сидевший до этого молча в окружении хмурых плечистых людей в кожаных камзолах, хорошо вооруженных и державшихся обособленно от окружающей толпы торговцев людьми.
Все, как по команде, повернулись в ту сторону и с удивлением разглядывали нового покупателя и его спутников.
— Сто тысяч — раз, сто тысяч — два, — снова начал вести отсчет пораженный ценой председатель, ни разу не слышавший о подобных ставках на торгах за женщину.
— Сто двадцать! — с надрывом закричал обезумевший Сулейман, понимая уже, что его надежда нажиться на перепродаже пленницы лопнула, как мыльный пузырь, но не в силах сдержать себя, назвал всю сумму, которой располагал и на которую он рассчитывал купить несколько невольниц.
— Сто пятьдесят тысяч! — поднялся во весь рост мулат, не удостоив перса даже взглядом.
— Сто пятьдесят — раз, два… три! — заторопился председатель, запинаясь и не веря сам своим ушам и даже забыв повторить еще два раза слова «сто пятьдесят».
— Продано! — воскликнул он и ударил молотком по гонгу. — За сто пятьдесят тысяч!
Поднялся невообразимый шум, все сидящие повскакивали со своих мест, возбужденно переговариваясь и во все глаза таращась на Анжелику и ее покупателя, качая головами или воздевая руки кверху, призывая Аллаха, — никто из них за свою жизнь даже и думать не мог, что такая огромная сумма может быть отдана за одну только женщину, пусть и прекрасную.
Разъяренный Сулейман вскочил с места, набрал в легкие воздуха и заорал изо всех сил:
— Тихо!..
Когда все недоумевающе уставились на него и гомон потихоньку стих, перс продолжал:
— Этого человека здесь никто не знает. А может быть, у него и денег-то нет, пусть покажет, чем он будет платить!
Гигант-мулат встал, нагнулся и легко поднял большой, окованный металлом ларец, стоявший у него в ногах. Поставил на сиденье и откинул крышку.
Груда сверкающих золотых цехинов почти доверху заполняла его. Мулат погрузил в него руку, поднял большую пригоршню монет в воздух и небрежно разжал пальцы. Монеты со звоном посыпались в ларец. Некоторые, подскакивая, покатились по сиденьям вниз, но мулат не обратил на это никакого внимания. Сидящие ниже купцы, воровато оглядываясь, хватали их или наступали, словно невзначай прижимая ногами к полу.
— У меня здесь пятьсот тысяч цехинов! — хриплым голосом насмешливо крикнул мулат. — Если угодно — считайте!
Председатель подошел к ларцу, потрогал монеты, попробовал сдвинуть его с места И не смог, покачал головой в изумлении от увиденной груды золота, взял одну монету, попробовал ее зубами и, повернувшись к притихшим присутствующим, громко крикнул:
— Она продана!.
Мулат отсыпал, не считая, одну треть золота, находившегося в ларце, на стол Председателя и в сопровождении своих спутников подошел к Анжелике, набросил на нее темный, но богатый плащ и, подняв, как пушинку, посадил в закрытые носилки, которые внесли на площадку четверо дюжих мужчин.
Видя, как уносят предмет его вожделений, Сулейман подскочил к де Скренвилю, который вместе с помощником уже третий раз пересчитывал монеты, не веря, что мулат дал даже больше ста пятидесяти тысяч, и брызгая слюной, закричал:
— Вы обещали ее мне!
— Но дорогой мой друг, — возразил капитан, с блаженным видом перебирая монеты. — Торг есть торг!
— Я не прощаю, когда меня так нагло обманывают! — с угрозой сказал перс.