Куцый стискивает зубы, сжимает кулаки – он вздрагивает, оглядывается, слышит гул за окном, резко поднимается со стула и подбегает к окну. Там медлительные, разморенные бабьим летом прохожие неспешно пересекают улицу, заходят в двери магазинов, выходят из аптек, встречают знакомых, останавливаются и улыбаются. Его пробивает дрожь, спина покрывается испариной. Сколько людей! Куцый – вон из спальни, в зал, где выбегает на балкон – летняя осень обнимает его тело, легкий ветер – прохладной нежностью – по разогретой коже, гам людских голосов поднимается в нагретый воздух. Он впивается руками в оконную раму застекленного балкона, перегибается вниз, втягивает носом – воздух! Настоящий, живой, подвижный, вкусный! Глаза бешено мечутся по улице по его ногами – он стискивает зубы, чтобы не заорать во всю глотку – люди! Люди!!! Беззаботно, бесцельно, радостно! Он поднимает глаза и смотрит на горизонт – там, с востока, клубится тяжелая, черная туча, закрывая собой плоское серое небо до самого горизонта. Сейчас грянет, рванет, польется! Господи…
Куцый разворачивается, оседает на пол и упирается спиной в мир за перегородкой его балкона – он стискивает зубы и рычит. В груди долбит молот, глотка клокочет, но он ничего не может с этим сделать – его сотрясает пережитый страх, его нещадно рвет на части память, его бьет в грудь надежда. Надежда на то, что все это ему не снится – мир за окном ожил, мир пошел в ногу со временем, мир разорвал замкнутую петлю. Он пытается поверить тому, о чем кричит его тело – ветер, запахи, звуки, дождь на горизонте… Парень трясется и тихо рычит, сквозь стиснутые зубы. Ну же! Верь, ублюдок! Верь, мать твою! Он щиплет себя за кожу, он бьет кулаком по полу – только бы не проснуться! За спиной гремит первый раскат грома – Куцый сжимается и рычит еще сильнее. Господи, если это шутка, если это новый круг ада, пожалуйста, прямо сейчас разбуди и докажи, что человечество слишком долго испытывало твое терпение, что дети твои так глупы малодушны, что ты бросил их навсегда. Господи, если ты слышишь, дай знак…
Новый раскат грома.
Он зажимает руками уши. Как понять, что есть истина, а что вымысел? За спиной – тихая, быстрая дробь начинающегося дождя. Он сильнее сжимает зубы. Как понять, что сейчас – бессмысленная пляска воспаленного воображения или реальность, слишком громкая, слишком навязчивая, слишком настоящая? В комнате раздается звонок мобильного, и после нескольких гудков включается автоответчик: «Вы позвонили по номеру +7… оставьте сообщение или перезвоните позднее», – затем щелчок, и женский голос воркует: «Кирюш, это мама. Перезвони мне…» Дробь становится быстрее и громче, звук дождя грохочет прямо по взвинченным нервам. Куцый пытается дышать. Это на правду не похоже, ведь последнее, что он помнит – лицо Воблы, ломающееся, как живая мозаика, впитывающее его глаза, нос, скулы, форму губ. Эти губы раскрываются – внутри тысячи мелких зубов, подобно зубцам циркулярной пилы. А затем его кровь фонтаном, пронзающая боль и пустота.
Последнее, что помнит Медный – сломанную ногу, потоки крови из своего тела, острые бритвы челюстей на своем теле, такое далекое, такое ослепительно-серое небо, и поднимающуюся к небесам красную волну.
Последнее, что помнят близнецы – сотни острых зубов, боль и облечение от чего-то зудящего в груди, которое вырвали с корнем.
Последнее, что помнит Тройка – огромные окна больницы, выходящие на внутренний двор, гибкие, бесформенные тела красных, ползающих внизу, словно мураши, свой истеричный вой, спрятанный в собственные ладони, и ясное, кристально-чистое понимание того, что вся это поездка – полная хрень. Медный был прав – здесь тоже нет жизни.
Последнее, что помнит Вошь – тонкий красный серп на запястье, разрастающийся набухающими каплями – они сползают по руке, льются по коже, оставляя тонкий ярко-красный след, капают на кафельный пол душевой, медленно ползут к сливному отверстию. Вошь смотрит на медленный ход капли и думает – все, что она есть, сейчас сольется в сливное отверстие, и больше от неё не останется ничего.
Каждому есть, что терять. Каждому, и это не зависит от пола, расы и места жительства – блестящее красное обвивает сердце каждого, отравляет, пуская бессилие по тонким венам. И не имеет особого значения, кто вы – бухгалтер, которая не смогла уберечь долгожданную беременность; помощник юриста, которая последний раз видела своего любовника захлебывающимся собственной кровью; старший лаборант, видевший имена своей жены и дочери в самых первых списках погибших, когда они еще велись; братья близнецы, один единственный раз опоздавшие в школу за своей младшей сестрой; бармен, который встретил любовь на исходе человеческой эры…
Каждому есть, что терять. Каждого грызет вина за свое бессилие.